Луций Аннай Сенека - римский философ-стоик, поэт и государственный деятель, наставник и советник императора Нерона.

Сенека биография кратко

Луций Анней Сенека появился на свет около 4 годадо н. э. в испанском городе Кордубе в семье риторика. В юношеском возрасте увлекся философией. Отец нанял для него лучших учителей – Аттала, Сотиона, Фабия Папирия, да и сам он часто занимался с сыном. Сенека получил хорошее образование. Однако, начав заниматься государственной деятельностью, он всерьез заболел и намного лет уехал в Египет. Параллельно с лечением он начал писать естественнонаучные трактаты.

Когда Сенека вернулся в Рим, при власти находился Калигула. Сенека вошел в состав Сената, быстро добившись успеха как оратор, тем самым вызвав злобу даже у самого императора. При императоре Клавдии, в 41 году Сенеку, выслали на остров Корсика, где он провел целых 7 лет.

По просьбе второй жены императора, Агриппины, Сенека был вызван в Рим в 49 г. н. э., чтобы обучить их 12-летнего сына Нерона. Сенека сыграл важную роль в формировании личности будущего императора Нерона.

Когда Нерон в 54 году пришел к власти, Сенека стал определять практически всю римскую политику. Сенека оказывал сдерживающее, успокаивающее влияние на молодого императора. Однако со временем, когда Нерон стал более настойчивым и увлеченным своей собственной силой, он отказался от советов своего мудрого имперского советника.

В 62 году Сенека вышел в отставку, но встретить счастливую старость ему не судилось. Доносчики с его именем связали неудачный заговор Пизона. Так, Сенеку по приказу императора Нерона приговорили к самоубийству. Он вскрыл себе вены, как и его жена. Последние минуты жизни политика и философа успели записать в «Анналах» Тацита. Его не стало в 65 году.

(ок. 4 г. до н. э.-65 г. н. э.)

Римский философ, поэт, государ­ственный деятель. В 49-54 гг. был воспитателем будущего импе­ратора Нерона, который приобрел в истории дурную славу чрезвычай­но жестокого и морально распу­щенного правителя; в первые годы пребывания Нерона на престоле Л. Сенека оказывал решающее влияние на государственную дея­тельность, но затем был обвинен в заговоре и покончил с собой.

Философские взгляды Л. Сенеки известны из собраний его писем и касаются в основном морали и нравственности; свои идеи он также излагал в форме диалогов. О мировоз­зрении Л. Сенеки можно судить и по написанным им трагедиям.

Философия для Л. Сенеки - это прежде всего размышле­ния о нравственном идеале и пути обретения счастья . Л. Сенеке принадлежит и очень редкая для античности мысль о безграничном прогрессе человеческого знания.

Л. Сенека разделял людей на нравственных мудрецов и всех прочих - безнравственных безумцев, но все-таки в своих рассуждениях пытался преодолеть явную пропасть, обнаруживающуюся между этими двумя типами. Так, он утверждал, что деятельные попытки обычных людей прибли­зиться к идеалу небесполезны, ибо ведут к нравственному росту.

Л. Сенека признавал принципиальное равенство всех людей, включая рабов, и в то же время с глубоким презре­нием относился к производительному и даже творческому труду, если его результаты направлены на удовлетворение материальных потребностей.

СОКРАТ (469-399 гг. до н. э)

Древнегреческий философ. Сын скульптора Софрониска и повитухи Финереты. Письменных сочинений не оставил, пропове­довал на улицах и площадях Афин. Считал себя не мудрым, а лишь «любящим мудрость» (греч. фило + софия). Ему принадлежит известное изречение: «Я знаю, что ничего не знаю, но другие не знают даже этого». Своим глав­ным призванием считал воспита­ние людей через систематические беседы.

На рубеже V и IV вв. до н. э., когда к власти в Афинах пришла демократическая партия, Сократ был обвинен в том, что не чтит традиционных богов, вводит новые божества и тем самым развращает юношество.

Несмотря на возможность избежать суда и казни, Со­крат мужественно принял смертный приговор и выпил ча­шу с ядом цикуты, продемонстрировав ученикам, что исти­на сильнее страха смерти.

В центр своей философии Сократ поставил проблему человека. Познание природы - дело богов, человек, же дол­жен познать самого себя. Философ призывал прислушивать­ся к «внутреннему голосу», который называл «даймонионом» (демоном). «Даймонион» несет в себе высший смысл, благодаря ему боги сообщают человеку о его предназна­чении.

Главное в беседах Сократа - постижение сути доброде­тели. Основные добродетели - сдержанность (умение укро­щать страсти), мужество (способность преодолевать опас­ности) и справедливость (стремление соблюдать божествен­ные и человеческие законы).

Истинная нравственность, по Сократу,- это знание под­линного блага. Инструмент достижения такого знания - сократический метод, который состоит из иронии (выясне­ние несостоятельности и непоследовательности во взглядах собеседника через умело подобранные вопросы) и «майевтики» («повивального искусства», помогающего родиться истине).

СОЛОВЬЕВ ВЛАДИМИР СЕРГЕЕВИЧ (1853-1900)

Русский философ и поэт. По отцу, знаменитому историку С. М. Соловьеву, при­надлежал к духовному званию (дед был священником в Москве). Многочисленная семья Соловье­вых жила дружной жизнью, но в ней царила «суровая и набожная атмосфера». С детства В. С. Со­ловьев отличался мистическим складом души. В 16 лет позна­комился с системой Б. Спинозы, который стал его «первой фило­софской любовью». В 1869-1874 гг. учился сначала на естественном, а затем на историко-филологическом факуль­тете Московского университета. Закончил образование в Духовной академии. Пережил короткое увлечение материа­лизмом и атеизмом, но вскоре вернулся к вере. В 1874 г. за­щитил магистерскую, а в 1880 г.-докторскую диссер­тацию («Критика отвлеченных начал»). Академическая карьера В. С. Соловьева закончилась в 1881 г., когда он во время публичной лекции (28 марта) воззвал к Александ­ру III не допустить смертной казни народовольцев. Началась полная лишений творческая жизнь и литературная работа, создание философской системы «всеединства». Отличаясь хрупким здоровьем, умер рано и неожиданно.

Главная идея В. С. Соловьева заключалась в признании причастности человека одновременно двум мирам - миру чувственных конкретно воспринимаемых вещей и миру идей, умозрительно постигаемого бытия. Исходная точка исторического времени - «первородный грех», завязавший первоначальный узел человеческой судьбы, финальная - грядущий «Страшный суд» над злом и конец мировой исто­рии. Философ видел причину драматизма человеческого существования в том, что человек погружен в бурный поток наполненного несовершенством и страданиями земного бытия.

«Цельная жизнь» возможна потому, что человеческая природа по сути своей причастна Абсолюту, надо только ос­вободить сознание от внешнего давления, подготовить его к свободному восприятию христианских ценностей. Реализа­цию этих ценностей В. С. Соловьев видел во «вселенской церкви» как всеобщем способе становления «богочеловече-ства».

Центральная идея философии В.Соловьева есть идея всеединства -представление о целостности мира, вбирающей в себя и весь его материально-идеальный состав, и основные способы его постижения (знание и вера). Изначальным творческим компонентом действительности признается абсолютнае идея, а в личностном плане выступает как София, Божественная премудрость.

СПИНОЗА БЕНЕДИКТ

(Барух) (1632-1677)

Нидер­ландский философ. Родился в Ам­стердаме, в семье купца. После смерти отца завязал дружеские связи с оппозиционными господст­вовавшей церкви кругами, в кото­рых было много представителей религиозного вольномыслия. За это еврейская община Амстерда­ма, членом которой он был, под­вергла его «великому отлучению». Спасаясь от преследований, Б. Спиноза жил в деревне, зараба­тывая шлифовкой оптических стекол, в чем достиг высокого совершенства. Оказавшись вне всякого вероисповедания, вел замкнутую жизнь гордого одиночки, полностью посвятив себя философии. Отклонил предложение о приеме в члены Королевского научного об­щества. Стержнем всего его существования был интенсивный духовный поиск, создание оригинальной философской систе­мы. Умер от туберкулеза легких.

Центральная идея Б. Спинозы - тождество Бога и при­роды, которую он понимал как вечную, бесконечную, не имеющую никаких внешних оснований, т. е. как причину самой себя («единая субстанция»). Философ был убежден, что мир представляет собой математическую систему и мо­жет быть познан геометрическим способом. Единичные ве­щи Б. Спиноза, в согласии со средневековой традицией, называл модусами. Конечные модусы связаны с атрибутами через бесконечные. Например, ограниченный разум человека имеет свой прообраз в разуме бесконечном.

Знание о мире Б. Спиноза разделил на три рода: чув­ственное (источник «смутных идей»), «понимание», соеди­няющее рассудок и разум, и интуитивное. Интуиция - высшая ступень познания, она обеспечивает постижение вещей «с точки зрения вечности», не как случайных и раз­розненных, а как необходимых, причастных универсальному единству.

Человек - часть природы. Телесное и духовное в нем не зависят друг от друга , они «параллельны». В то же время душа есть совокупность идей, объектом которых всегда является тело. Кроме того, душа - это еще и частица «бес­конечного разума Бога». Б. Спиноза отвергал свободу воли.

ТОЛСТОЙ ЛЕВ НИКОЛАЕВИЧ (1828-1910)

Русский писатель и мыслитель. Принадлежал к древнейшим аристо­кратическим фамилиям России. Прожил долгую, богатую событиями жизнь, большую часть которой про­вел в Ясной Поляне. В 1844-1847 гг. учился в Казанском университете. В 1851-1855 гг. служил в армии на Кавказе, участвовал в обороне Сева­стополя. В 1859 г. организовал соб­ственную школу, был в ней учителем, разрабатывал принципы гуманисти­ческой педагогики.

В художественных произведениях Л. Н. Толстой создал универсальный мир с его основными проблемами человечес­кого бытия. В романе «Война и мир» идеалы самопожертвования и самоотречения он противопоставил культу личного блага и наслаждения. Писатель показал ту пиковость духовного «пу­ти личности, возомнившей себя сверхчеловеком» (Наполеон, Андрей Болконский), и, наоборот, воспевал слияние с об­щим, следование природному или историческому закону (Пьер Безухов, Кутузов, Наташа Ростова).

Как свершившийся факт всякое событие причинно обус­ловлено, но в качестве результата сознательного выбора оно несет на себе печать свободы. В романе «Анна Каренина» остро и трагично звучит тема семьи, предназначение женщины. Писатель переосмысливал идеи о чуждости общества чело­веку, об отторжении его изначальной природы лож­ной моралью и потерявшей свою истину церковью. Он под­верг острой критике государственный строй, учреждения и официальную культуру России той эпохи. Делая упор на патриархальных традициях жизни российского кресть­янства, Л. Н. Толстой оценивал его с точки зрения вечных и изначальных понятий нравственного и религиозного сознания.

В конце 70-х годов писатель пережил глубокий духов­ный кризис, связанный с разочарованием в «прогрессе» и всех политических рецептах выхода из кризиса. Он болез­ненно осознавал, что плоды культуры недоступны народу, воспринимаются им как нечто чуждое и ненужное. Из этих размышлений неизбежно проистекал вывод, что искусство и наука утратили свое главное жизненное назначение - отвечать на вопрос о смысле жизни, о том, каким быть че­ловеку.

Главную задачу личности Л. Н. Толстой видел в изжи­вании греховности (поразительная по беспощадности к са­мому себе «Исповедь») и в приобщении к подлинной нрав­ственной и религиозной мудрости.

Настоящую религиозность Л. Н. Толстой понимает как этику любви и «непротивления злу насилием», этику реаль­ного, а не мнимого усвоения высших духовных истин. Глав­ный грех церкви - ее участие в общественном порядке, основанном на насилии, что делает официальную религию вольным или невольным пособником зла. Возможность пре­одоления зла и насилия писатель видел только на путях нрав­ственного самосовершенствования, полного отказа от каких-либо насильственных действий. Всякая власть, всякое госу­дарство есть зло, его преобразование способно только за­менить одну форму рабства на другую. Упразднение господ­ства должно произойти путем воздержания каждого челове­ка от любого участия в политической деятельности.

В искусстве Л. Н. Толстой видел специфический способ общения между людьми, передачу чувств, испытываемых художником, зрителю, слушателю, читателю. В трактате «Что такое искусство» он пришел к выводу о ненужности народу «изощренного» искусства «господствующих классов» и даже произведений У. Шекспира и Л. Бетховена. В качест­ве идеала он провозгласил притчу-короткое нравоучи­тельное повествование.

Л. Н. Толстой был страстной, мятущейся, постоянно и мучительно ищущей личностью.

ФАЛЕС ИЗ МИЛЕТА

(ок. 625 -ок. 547 гг. до н. э.)

Родоначальник наиболее ранней Милетской школы древнегреческой филосо­фии, давший импульс к развитию евро­пейской философской мысли. Кроме того, считается основателем греческой астрономии и геометрии. После Фалеса не осталось сочинений, науке известны лишь отдельные его изречения, в том числе призыв «познай самого себя». Фалес полагал, что исходное вещество, из которого про­изошла вся живая и неживая природа,- это вода. Землю он считал плоской, покоящейся на водах. Наблюдая дейст­вие «магнесийского камня» (магнита) на железо, философ пришел к выводу, что магнит обладает душой.

Милетский мыслитель утверждал, что «все полно богов», т. е. все существующее своеобразно одушевлено , в силу че­го подвержено изменению.

Данные положения весьма кратки и трудно поддают­ся развернутому толкованию, поэтому для ученых всегда су­ществовала опасность привнести в идеи Фалеса иной смысл. Вообще для Милетской школы древнегреческой мысли бы­ли характерны пристальное внимание к природным явлениям и первые попытки их осмысления .

ФАРАБИ, АЛЬ ФАРАБИ (870-950)- ученый-эн­циклопедист, философ, один из последователей Аристотеля в арабоязычной философской традиции; был прозван «Вто­рым учителем» (т. е. вторым после Аристотеля). Жил в Баг­даде, Алеппо, Дамаске.

Мироздание, согласно учению Фараби о бытии, пред­ставляет собой девять заключенных друг в друге сфер-не­босводов, которые обладают душами, являющимися источ­ником их движения вокруг Земли. Фараби представлял Вселенную машиной, заведенной Богом, т. е. порожденной божественным «первотолчком». Тела , согласно Фараби, име­ют форму и состоят из первичной материи (первопричины бытия), человек же есть соединение «материи» (тела) с «формой» (душой). Процесс познания имеет две ступени:ощущение (восприятие изменчивых свойств предметов) и

мышление (постижение существа предметов). И то и дру­гое есть свойства души: «разумная душа» постигает при­роду вещей благодаря органам чувств.

Учение об интеллекте (разуме) Фараби создал под влия­нием идей Аристотеля. Центральные понятия учения: 1) «по­тенциальный» интеллект (реализуется через познавательную деятельность индивида путем абстрагирования форм конк­ретных вещей от их «материи»); 2) «благоприобретенный» интеллект (активизируется извне «деятельным» интеллек­том); 3) «деятельный» интеллект-«божественная форма» {«мышление о мышлении» Аристотеля).

Представления Фараби об обществе основываются на двух главных положениях: 1) на рассмотрении общества по аналогии со Вселенной; 2) на положении о коллективист­ской сущности человека и о сотрудничестве как необходимом условии существования человека разумного (Homo sapiens). Идеальной целью человеческих объединений Фараби счи­тал достижение счастья. Реализацию данного идеала он свя­зывал с организацией гармоничного общества, лишенного войн, насилия и порабощения и управляемого добродетель­ным монархом. Сословное иерархическое соподчинение пред­ставлялось ему необходимым условием для достижения социальной гармонии. Учение Фараби об идеальном общест­венном устройстве известно под названием учения о «добро­детельном городе».

ФЕДОРОВ НИКОЛАЙ ФЕДОРОВИЧ (1828-1903)

Русский философ. Учился на юридическом факультете Ришельевского лицея в Одессе, который оставил из-за несогласия с одним из преподавателей. Долгое время скитался, преподавая историю и географию в школе в различных провинциаль­ных городах России. Став библиотекарем Румянцевского музея в Москве, потрясал читателей громадной эрудицией во всех областях знания и феноменальной памятью-знал на память все имеющиеся в библиотеке книги и их место. Жил напряженнейшей духовной жизнью, буквально аскети­чески, упорно отказываясь от повышения жалованья, но при этом щедро помогая молодым талантам-своим «сти­пендиатам».

Н. Ф. Федоров считал славу и популярность проявле­ниями бесстыдства. При жизни почти ничего не публико­вал, если печатался, то анонимно. В соответствии с духом своего учения собственные сочинения писал не для продажи. Выдающиеся люди его времени - Л. Н. Толстой, Ф. М. Дотоевский, В. С. Соловьев, как и все, знавшие его, питали к не­му величайшее уважение и проявляли большой интерес к идеям философа. Современники воспринимали Н. Ф. Федо­рова как праведника и почти неканонизированного свято­го. Н.Ф.Федоров положил начало новому направлению философской мысли, которое полу­чило название «философия русского космизма» . В учении Федорова и трудах его последователей космизм как национальная черта русского мировидения нашел концент­рированное выражение. Это направление сфор­мировалось как перспективная альтернатива механистической концепции мироздания.

Сборник трудов Н. Ф. Федорова был издан только после его смерти учениками под названием «Философия общего дела». Упрекая предшествующую философию в «отделении мыс­ли от дела», Н. Ф. Федоров хотел отыскать цель сущест­вования человека для того, чтобы «устроить общественную жизнь сообразно с ней». Считая основным злом для челове­ка смерть, порабощение его слепой силой природы, фило­соф разработал своеобразную социальную утопию, одну из самых оригинальных в русском философском космизме. Он мыслил как представитель Земли и считал, что перед лицом космической силы должны умолкнуть все прочие (личные, сословные и народные) интересы. Космос нуждается в чело­веческом разуме, чтобы быть космосом, а не хаосом. Приро­да ищет в человеке своего хозяина.

Философ мучитель­но переживал «небратское» состояние мира, людскую разоб­щенность, превалирование в обществе дурной «свободы ис­полнять свои прихоти», «завистливое искание равенства». В этой связи он резко выступал против современной циви­лизации. Идеалом общественного устройства Н. Ф. Федоров счи­тал жизнь патриархальной общины. Кроме «страшной силы небратства» над современным обществом, по его мнению, довлеет «неродственное отношение природы к людям». Тра­гизм этой «неродственности» он видел в нечувствии людь­ми «неправды смерти». Решительная непримиримость к смер­ти была выражена им в идее «воскрешения Отцов». Смерть - это «вершина безнравственности», торжество слепой силы. Человек лишь в том случае вполне станет человеком, если победит смерть. Путь к этому - регуляция естественных сил природы с помощью науки и техники.

Н. Ф. Федоров мечтал о спасении безграничной Вселен­ной благодаря одухотворению человеком всех «громадных небесных миров», а также об управлении «всемирной силой тяготения», собирании в целое «всех молекул и атомов мира». Осуществление этой задачи, считал Н. Ф. Федоров, может быть достигнуто только трудовым соучастием всех людей, «общим делом». Он верил, что, объединившись в общем деле воскрешения усопших, люди внутренне преобразятся, до­стигнут полноты жизни «умственной, нравственной и худо­жественной», в результате чего все «мерзости» социальной жизни станут просто невозможными.

ФЕЙЕРБАХ ЛЮДВИГ АНДРЕАС (1804-1872)

Немецкий философ. Сын извест­ного юриста. Изучал теологию в Гейдельберге, слушал лекции Г. Гегеля в Берлине. Препода­вал историю философии в Эрлангене. За издание работы «Мысли о смерти и бессмертии», содержавшей отрицание идеи бессмертия души, был лишен права преподавания и жи­л на средства от неболь­шой фарфоровой фабрики, которая принадлежала его жене. Сосредоточившись на научной деятельности, жил уединен­но, не принимая участия в политических дебатах и общест­венной жизни того времени.

Ядро философской концепции Л. Фейербаха - критика религии . В своей знаменитой работе «Сущность христианст­ва» он попытался рассмотреть религию по отношению к природе человека и условиям его жизни. Л. Фейербах по­нимал религию как «сон человеческого духа», возникающий из бессилия человека перед силами природы и социальной несправедливостью. Л. Фейербах отвергал религию, которая, как он полагал, парализует стремление человека к лучшей жизни в земных условиях и переносит ее на небеса. Он противопоставил ей «культ челове­ка» и выдвинул девиз «человек человеку Бог». Принцип рассмотрения всего сущего сквозь призму человека получил название «антропологический ма­териализм».

В теории познания Л. Фейербах подчеркивал взаимную связь чувственного созерцания и мышления в познающем субъекте.

Центральный вывод философии Л. Фейербаха в том, что упразднение веры в лучшую жизнь на небесах за­ставляет человека искать ее в земном мире и с этой целью изменять сами обстоятельства.

ФЛОРЕНСКИЙ ПАВЕЛ АЛЕКСАНДРОВИЧ (1882-1943?)

Русский ученый и религиозный философ. Окончил математическое отделение Московского университе­та и Московскую Духовную академию, где впоследствии преподавал историю философии. С 1911 г.- священник (отец Павел). После Октябрьской революции работал в области техники в Институте физики. Пережил несколько ссылок, закончил свой жизненный путь на Соловках. Был че­ловеком редкой, многосторонней одаренности, позволив­шей друзьям сравнивать его с Леонардо да Винчи. Отец Павел был автором религиозно-философских статей, превосходным поэтом, математиком, астрономом, считался крупнейшим авторитетом в области изучения электрических полей и ди­электриков (был участником разработки плана ГОЭЛРО), художник, музыкант, в совершенст­ве владел большинством современных языков.

В своем основном труде «Столп и утверждение истины» П. А. Флоренский помимо чисто философских положений об­ратился к данным филологии, математики, медицины, фольк­лора и в особенности лингвистики. В основе философской концепции П. А. Флоренского лежит признание «религиозного опыта», духовного пережи­вания «полноты бытия» единственным способом достижения истины. Человеческий разум «раздроблен» и «расколот», по­лон дробных противоречивых истин, в то время как истиной может быть только нечто полное, которое все содержит в себе, является «цельным знанием».

Вера, по Флоренскому, освобождает от предельного отчаяния. Познание Бога на основании веры есть истина, любовь и красота в их единстве. Присутствие в нашей жизни божественной люб­ви-условие существования всякой истинной любви, по­скольку любовь связана с преодолением себялюбия и несет на себе печать абсолютной красоты. Она есть добро в наибо­лее концентрированном виде. Эгоистическое погружение в свою собственную «самость» приводит к разрушению лич­ности, без любви она теряет свое телесное и душевное един­ство.

ФОМА АКВИНСКИЙ (1225-1274)

Средневековый фило­соф и богослов. Сын графа Ландольфа. Изучал в Неапольском университете свободные искусства. В 17 лет вступил в доминиканский орден. Во время пре­бывания в Италии познакомился с тру­дами Аристотеля. В 1268-1272 гг. жил в Париже, стал известным теологом. Умер по пути на Лионский собор. За мягкость характера получил имя «ан­гельского доктора». В 1323 г. причислен к лику святых.

Ф. Аквинский четко определил область науки и веры . Задача науки - объяснение закономерностей мира. Науке под силу дости­жение объективного знания, поскольку разум правильно сориентирован на объект. Но охватить всё наука не может. Над царством научного и философского познания находится царство богословия. Область существенных таинств христи­анской веры (триединство, воскресение и т. д.) остается вне возможностей разума. Однако между наукой и верой нет противоречия: истина откровения выше разума, но не проти­востоит ему. Бытие Бога тоже может быть доказано разумом. Следуя за Аристотелем Ф. Аквинский полагал, что Бог яв­ляется первопричиной и конечной целью всего сущего , «чистой формой». Земной же мир - это единство «формы» и «материи».

Человек представлялся Ф. Аквинскому как соединение души и тела. Душа «нематериальна» и получает свое «завершение» только через тело. Всякое пренебрежение к те­лесному вступает в противоречие с опытом и здравым смыс­лом. Предпосылкой нравственного поведения Ф. Аквинский считал свободу воли.

ФРЕЙД ЗИГМУНД (1856-1939)

Австрийский врач и психолог, основоположник пси­хоанализа. Родился в Чехии. С 1902 г.- профессор Венского университета. Умер в Англии. При создании своей концепции З. Фрейд использовал разработан­ный им вместе с И. Брейером метод лечения неврозов. Этот метод заключается в обнаружении бес­сознательной психической травмы, лежащей в основе невроза. Ученый истолко­вал невроз как порождение неразрешенных внутренних конфликтов личности, принявших болезненную форму. Энергия влечений (либидо), для которой оказываются за­блокированными нормальные выходы, реализуется в пато­логических (отклоняющихся от нормы) формах. Основной конфликт личности З. Фрейд видел в конфликте психики между сознанием и бессознательным . Особое значение З. Фрейд придавал сновидениям , кото­рые открывают ход в потаенные слои человеческой лич­ности. Такова же, по мнению психолога, и природа остроумия, фантазий, а также художественного творчества.

Специфическую роль З. Фрейд отводил сексуальности, которая существует с рождения и представляет собой «энер­гетический фонд» личности, трансформируясь в различные конкретные формы человеческого поведения. Сама культура есть результат способности сексуальной энергии к субли­мации, т. е. переводу энергии сексуального импульса на несексуальные объекты.

В работе «Тотем и табу» первым актом истории З. Фрейд считал убийство сородичами отца первобытной орды и его по­едание, за которыми следовали вина и раскаяние, положив­шие начало подавлению первичных влечений и сублимации (творчеству культуры). Агрессивные импульсы ребенка, по­лагал З.Фрейд, также являются повторением судьбы древ­них влечений. З.Фрейд сформулировал структурную концепцию лич­ности. В конце концов З.Фрейд мифологизировал свое уче­ние, сведя влечения человека к борьбе Эроса и Танатоса (стремление к жизни или смерти).

ФРОММ ЭРИХ (1900-1980)

Немецко-американский социальный философ, психолог, социолог, публицист. Занимался проблемами не «невротической личности», как 3. Фрейд, а «невротического общества», рассматривая открытые 3. Фрейдом механизмы бессознательной мотивации поведения в сферах политической, экономической и культур­ной жизни. Учился на философском факультете в Гейдельберге, Мюнхене, увлекся психоанализом, сотрудничал с уче­ными Франкфуртского института социальных исследований. В 1932 г. эмигрировал в США. Член Нью-Йоркской Акаде­мии наук, профессор, лечащий врач-психоаналитик, один из лидеров социалистической партии и автор ряда ее доку­ментов.

Э. Фромм пытался построить новую гуманистическую теорию общества. Человек, считал он,- драматическое су­щество, для которого собственное существование является проблемой. В ходе истории личность освобождается от влас­ти стада и стадных родовых инстинктов, от традиции и авто­ритета, но вместе с чувством свободы растет ее страх, уси­ливается чувство хрупкости, конечности бытия и одиночест­ва. Результатом обострения невыносимого бремени ответст­венности являются периодически повторяющиеся движения «бегства от свободы», попытки воссоздания утраченного первобытного родства и близости к природе. Эти движе­ния, побуждаемые глубокими бессознательными влечения­ми, вырабатывают свои символы и идеологии. Для них харак­терны чувства классовой или национальной исключитель­ности, культ вождя, ненависть к угнетению и растворение личности в массе. Э. Фромм утверждает, что именно кол­лективный невроз, имеющий корни в драматических собы­тиях истории и обостряющийся в моменты кризисов и рас­пада старой общественной системы, способен породить то­талитарную идеологию.

«Природа человека» характеризуется, по мнению Э. Фромма, пятью основными потребностями: в общении, «укорененности», «идентичности», самообновлении и системе ориентации. Человек может вырабатывать как «здоровый», так и «патологический» вариант (способ) удовлетворения каждой из своих потребностей. Например, потребность в об­щении он может удовлетворить, с одной стороны, благодаря любви, взаимности, а с другой - отношениями, в которых преобладает господство-подчинение. Потребность в самооб­новлении реализуется либо в творчестве, либо в агрессивно-разрушительных действиях.

С коллективным бессознательным , утверждает Э. Фромм, тесно связан «социальный характер» как комплекс ценност­ных ориентации, которые как бы заменяют человеку естест­венные инстинкты. Этот комплекс, по мнению Э. Фромма, помогает человеку адаптироваться к господствующей идео­логии. Среди «больных» («отчужденных») типов человека ученый выделил авторитарный, накопительский, рыночный характеры. Научно-технический прогресс Э. Фромм считал в значительной мере враждебным личности, поскольку он спо­собствует превращению человека в робота.

ФУКО МИШЕЛЬ (1926-1984) французский теоретик культуры и философ. Изучал философию под руководством философа-марксиста Луи Альтюссера. Уже на студенческой скамье заинтересовался феноменом культуры, с анализом которой связаны все работы Фуко. С 1970 году Фуко получил должность профессора в Коллеж-де-Франс и эту должность занимал до самой смерти. Читал курсы лекций также в различных университетах Франции, США, Бразилии, Японии, Канаде

Философская позиция Мишель Фуко формировалась под влиянием Маркса, Ницше и Фрейда. Основным объектом исследований Фуко стало изучение бессознательного различных исторических эпох. В 60-ые годы Фуко разрабатывает концепцию европейской науки на основе «археологии знания», имеющей своим ядром «знание-язык». В 70-е годы на первый план в работах Фуко выходит тема «знания-насилия», «знания-власти». Он обратился к роли властных отношений в формировании различных типов знания. Его исследования концентрируются на тех властных отношениях, которые игнорирует классический марксизм: например, на отношениях между врачом и пациентом, учителем и учеником, родителями и детьми, администрацией тюрьмы и заключенными. В 80-х в творчестве философа появляется понятие «субъекта» и рассматривается тема сексуальности, а вместе с ней - вопросы этики, морали и свободы. В 60-ые годы были изданы книги "История безумия в средние века", "Порядок вещей: археология человеческих наук", "Археология познания", в 70-ых годы "Дисциплина и наказание: рождение тюрьмы" и "История сексуальности".

М.Фуко имел высокий статус пишущего интеллектуала, не ограниченного одной только областью социально-гуманитарного знания: он обращался к проблемам психологии и культурологии, политологии и истории. В качестве лектора читал оригинальные курсы в разных университетах, был открыт новациям и педагогическим экспериментам. Исследования Мишеля Фуко, посвященные различным гуманитарным и социальным наукам, медицине, тюрьмам, проблеме безумия и сексуальности сделали его одним из самых влиятельных мировых мыслителей конца ХХ –начала XXI вв.

ХАЙДЕГГЕР МАРТИН (1889-1976)

Немецкий фило­соф. Родился в семье небогатого ремесленника. Учился в лицеях иезуитов в Констанце и Фрейбурге, слушал лекции по теологии, философии, естественным наукам в университете Фрейбурга. В 1933-1934 гг., в условиях нациз­ма, был ректором Фрейбургского университета, некоторое время сотрудничал с режимом, но вскоре отошел от него. Со второй полови­ны 30-х годов целиком посвятил себя преподаванию и разработке собственного учения. Полное собрание сочинений М. Хайдеггера может составить около 100 томов.

В главном произведении М. Хайдеггера «Бытие и время» (1927), принесшем ему мировую славу, ставится вопрос о смысле бытия , который оказался «забытым» традицион­ной европейской философией. Смысл этот видится фило­софу в человеческом существовании , ибо только чело­веку бытие «открывается», выявляет свою тайну. Челове­ческое существование имеет временной, конечный характер. Человек «заброшен» в поток времени, которое и составляет сущность его бытия.

М. Хайдеггер постепенно переносил центр своего внимания с человека на бытие в целом, пытаясь понять, как сам тип европейского мировоззрения приводит к «не­подлинному существованию», предавшему забвению свои собственные основы, как он порождает усредненность, без­личность, всеобщее господство технического. Преодоление такого состояния требует, по мнению философа, возвраще­ния к истокам культуры.

ЧААДАЕВ ПЕТР ЯКОВЛЕВИЧ

Русский мыслитель и публицист. Родился в дворян­ской семье. Рано лишившись роди­телей, вместе с братом воспитывался теткой, княжной А. М. Щербатовой, дочерью известного русского истори­ка М. М. Щербатова. Учился в Мос­ковском университете на словесном отделении. Участник войны с Напо­леоном (1812), гусар. Сделал блестящую военную карьеру, его прочили в адъютанты Александра I. Однако неожиданно для всех ушел в отставку. Близкий друг А. С. Пушкина, он дружил со многими видными декабристами. Во время де­кабрьского восстания находился за границей, что и спасло его от возможного ареста.

Как философ П. Я. Чаадаев заявил о себе в 1836 г. публи­кацией в журнале «Телескоп» первого из своих знаменитых «Философических писем». Письмо это произвело впечатление разорвавшейся бомбы - так много было в нем суровых суждений о России, ее исторической судьбе, пессимизма в оценке русской действительности. Журнал был закрыт, редактор выслан из Москвы, цензор отставлен от должности, а сам П. Я. Чаадаев по высочайшему изволению объявлен сумасшедшим.

П. Я. Чаадаев высоко оценивал западное христианство , католицизм, сыгравшие значительную социально-полити­ческую роль в «воспитании» народов Европы. Считая, что «все на Западе создано христианством», и настаивая на том, что признаком близости осуществления божественных целей человечества является высокий уровень развития ци­вилизации и духовной культуры, он обратился к критике России. Страстные и гневные обличения П. Я. Чаадаевым России как страны без соб­ственного прошлого, с убогим настоящим и неясным бу­дущим буквально потрясли русскую общественность, но в то же время заставили многих тогда иначе взглянуть на самые сложные проблемы страны и смело взяться за поиски их решения.

Позднее П. Я. Чаадаев пришел к мысли, что сама рус­ская отсталость тоже является частью промысла Божьего. Мы находимся вне интересов отдельных национальностей, но в поле интересов человечества.

ЧЕРНЫШЕВСКИЙ НИКОЛАЙ ГАВРИЛОВИЧ

Русский общест­венный деятель, писатель, критик, экономист, философ. Был сыном священника, окончил духовную семинарию, затем историко-филологическое отделение Петербург­ского университета. Философские взгляды Н. Г. Чернышевского сформировались под влиянием «культа научности», характерного для XIX в. Выступал против крепостного права. В период работы в журнале «Современник» он стал по существу лидером демократиче­ских сил тогдашнего российского общества, пропагандиро­вал социалистические идеи. Сторонник революционного преобразования действительности, он полагал, что народ вправе сам решать свои проблемы. В 1862 г. по недоказанно­му обвинению в составлении прокламации к крестьянам был заключен в Петропавловскую крепость. Суд приговорил его к 7 годам каторжных работ и вечному поселению в Сибири. Проведя 20 лет в Якутской ссылке, вернулся в родной Сара­тов больным и вскоре умер.

По своим философским воззрениям Н. Г. Чернышевский стоял на позициях наивного материализма и биологизма, хотя и полагал, что природа человека обусловлена не только биологическими, но и социальными факторами («Антропо­логический принцип в философии»).

Оставаясь в целом в рамках антропологической фило­софии с ее основным вопросом «что есть человек?», Н. Г. Чер­нышевский дополнил ее не менее важным вопросом о том, при каких условиях (социальных, экономических, полити­ческих) человек может удовлетворить свою потребность в счастье.

Н. Г. Чернышевский был натурой глубоко нравствен­ной. В области социальной философии его характеризовала вера в изменение общественного строя в России, он был последовательным пропагандистом идей эмансипации жен­щин, воспитания «нового человека», ратовал за освобож­дение труда и социальную справед­ливость.

ЧЖУАН-ЦЗЫ («учитель Чжуан») (ок. 369-286 гг. до н. э.) древнекитайский философ, один из основателей даосизма (другой основа­тель - Лао-цзы), критик идей Конфуция. Занимал мелкий чиновничий пост в родном уезде. Когда ему предложили стать первым министром в государстве Чу, резко выступил против чиновничьей карьеры, утверждая, что лучше прово­дить жизнь в беззаботных развлечениях, даже «валяясь в грязной канаве», нежели пребывать в ярме у правителя. Такая позиция резко расходилась с учением Конфуция о благородном государственном муже, стремящемся проявлять сыновнюю почтительность к старшим, справедливо и гуман­но управлять народом, развивая в себе благопристойность.

Подобные идеи Чжуан-цзы считал второстепенными, не затрагивающими основного - самопроизвольного - закона возникновения, развития и исчезновения Вселенной. Этот закон есть путь (дао), согласно которому проходит свой цикл не только Вселенная, но и человек. Если человек сообразуется со своей природой, с принципом естествен­ности и не тратит впустую силы на совершение активных действий, противоречащих дао, то он обретает свободу и процветание. Нельзя упорядочить Вселенную и человече­скую природу насильственно, ибо великий порядок учреж­дается самопроизвольно, благодаря естественному проявле­нию прирожденных качеств.

ШВЕЙЦЕР АЛЬБЕРТ (1875-1965)

Немецко-французский мыслитель-гуманист, фи­лософ, богослов, врач, музыкант-органист, музыковед. В 1913 г. на собственные средства основал больницу для африканцев в Ламбарене, в которой самоотверженно трудился до конца своей жизни. Лауреат Нобелевской премии ми­ра (1952). Много и напряженно размышляя о причинах мирового кризиса (кризиса культуры), А. Швейцер пришел к выводу, что причиной его является кризис ми­ровоззрения людей, которое утратило нравственные ориен­тиры.

Разрабатываяэтическое учение, основанное на благого­вении перед жизнью, А. Швейцер считал, что связь чело­века с миром достигается не путем познания мира, а путем переживания его. Исходный принцип своей концепции (принцип благоговения перед жизнью): ко всякой жизни относись как к своей.

Основным условием существования и развития жизни А. Швейцер считал соблюдение норм нравственности . Он был убежден, что именно принцип благоговения перед жизнью должен стать основой морального обновления чело­вечества и выработки норм универсальной космической этики. Дополняя этот принцип утверждением о божественном происхождении человеческого духа, А. Швейцер призывал к замене старого рацио­нализма новым, согретым верой в святость жизни. Его этика благого­вения перед жизнью заряжена огромной культуротворящей энергией.

ШЕЛЛИНГ ФРИДРИХ ВИЛЬГЕЛЬМ ЙОЗЕФ (1775-1854)

Немецкий фи­лософ. Сын протестантского па­стора. В 1790-1795 гг. учился в Вюртембергском училище в Тюбингене. В 1798-1803 гг.- профессор Йенского, в 1820-1826 гг.-Эрлангенского, с 1827 г.-Мюнхенского, с 1840 г.- Берлинского универ­ситетов. К концу жизни все более удалялся от собственных свободолюбивых идей моло­дости.

Первоначальную философскую программу Ф. Шеллинг изложил во введении к работе «Идеи философии природы». Он считал, в частности, что природу нужно раскрыть как целесообразное целое, как форму бессознательной жизни разума, стремящуюся породить сознание. Вся природа, согласно Ф. Шеллингу, пронизана единым принципом «от низшего к высшему». Прин­цип целесообразности способствует ее одухотворению.

Если исходить из природы, то кажется, что природа автономна по отношению к нашему «Я», ибо не включает в себя «интеллекта». Однако размышление приводит нас к выводу, что необходимой направленностью природы яв­ляется одухотворение, все более полное включение «идеаль­ности». Если, наоборот, исходить из «Я», то самодоста­точным кажется «Я», но размышление обнаруживает тен­денцию «Я» к «объективации», которая проявляется в прак­тике человека, в истории и искусстве. Природа «стремится» к разуму, а разум - к природе. В художественной дея­тельности и в произведении искусства достигается полное слияние «реального» и «идеального». Художник, по Ф. Шел­лингу,- это «гений», действующий как «природа».

Позже, в сочинении «Философия и религия» (1804), Ф. Шеллинг шел дальше, ставя вопрос: почему нарушается первоначальное равновесие идеального и реального, в ре­зультате которого происходит рождение наличного («раз­двоенного») состояния мира? И он пришел к выводу, что возникновение мира не может быть объяснено с помощью разума, ибо этот первичный акт глубоко мистичен и коре­нится в «воле» Бога. Цель человека Ф. Шеллинг видел в постижении «абсолютной воли» через миф и религию.

(рис. Б.Григорьева)

ШЕСТОВ ЛЕВ ИСААКОВИЧ (наст. фамилия Шварцман) (1866-1938)

Русский философ, родился в Киеве в семье богатого коммерсанта. Юрист по образо­ванию. В 1895-1914 гг. жил главным образом в Швейцарии, в 1914-1918 гг.-в Москве, в 1918-1920 гг.-в Киеве, с 1920 г.- в Париже. Мастер философских эссе, философ-литератор. Философия Л. И. Шестова была делом жизни и смерти. Истоки такого подхода в открытии им трагичности индивидуального человеческого существования. Личная жизнь и духовный путь философа всегда были связаны с мучительными внутренними терзаниями, с трудной борь­бой с самим собой, требованием постоянных жертв. В развиваемой им «философии трагедии», полемически противопоставленной «философии обыденности», философ восстает против диктата разума, его безличного гнета над единичным индивидуальным миром. Современ­ное человечество, помешавшееся на идее разумного пони­мания, не хочет замечать, что автономия разума, его веч­ное стремление настаивать на «необходимости и общеобя­зательности» своих принципов превратились в тиранию разума, уничтожающую свободу человека, заглушающую его неповторимые чувства и переживания. Борьба «со страш­ной силой чистого разума» привела Л. И. Шестова и к отрицанию «вечных» начал этики, которую он трактовал как господство «знания» над «жизнью», т. е. «сковывание» личностного жизненного творчества и «придавливание» индивидуальной свободы. Отсюда шестовский идеал «хаоса», отрицающий всякий «порядок», отношение к жизни как к «дерзновению». Он отстаивал «новое измерение мыш­ления» - веру в Бога как творческую силу, которая всегда остается откровением и не может, не хочет превращаться в «знание».

ШОПЕНГАУЭР АРТУР

Немецкий фило­соф. Родился в семье коммерсанта. Его мать была довольно популяр­ной в те годы писательницей. Изу­чал в Геттингене философию и ес­тественные науки. Слушал лекции в Берлинском университете. В 1818 г. опубликовал свое первое и главное философское произведе­ние «Мир как воля и представле­ние», остававшееся незамеченным в течение тридцати с лишним лет.

В своей философской концепции А. Шопенгауэр пытал­ся дать, как он считал, истинное философское воззрение на мир. Он утверждал, что тот мир, который развернут перед нами, есть только мировой феномен, наше представ­ление, а представления наш мозг выделяет так же, как печень - желчь. Думая, что вне нас существуют предметы и вещи, мы верим видимости. Для нас мир - это всего лишь наше представление о нем, он существует только для интеллекта, для существа, обладающего психическими функциями,- от последнего червя до человека. Если унич­тожить способность сознания, то и весь мир, представляе­мый им, исчезнет.

Подлинной, глубоко скрытой сущностью мира является воля как непознаваемая «вещь в себе», она безусловна, абсолютно свободна и не зависит от времени и пространства.

Человек, как и все живое, есть объективация (осущест­вление, реализация) его воли. Воля в качестве внутрен­ней сущности человека неустанно проявляет себя в нем как воля к жизни, как постоянное универсальное стремле­ние к жизни, желание жить во что бы то ни стало, безо всякого отношения к цели и ценности жизни.

Воля первична по отношению к интеллекту , она - гос­пожа, а он - ее орудие. Интеллект - это фонарь, который освещает воле путь, но сам его не прокладывает. Воля сле­па и нуждается в поводыре, который сам по себе бессилен сделать хоть один шаг. Отношение воли к интеллекту можно уподобить слепому, который несет хромого на своих плечах.

Человек-вершина объективации воли, через его само­сознание воля осознает себя.

ЭНГЕЛЬС ФРИДРИХ (1820-1895)

Немецкий ученый, философ, революционный деятель, один из основоположников марксистской теории социализма. Родился в г. Бармене, в семье текстильного фабриканта. Формиро­вание взглядов Ф. Энгельса шло в атмосфере революцион­ного романтизма и атеизма. Вначале находился под влия­нием абсолютного идеализма Г. Гегеля.

Мировоззренческий переворот и переход Ф. Энгельса на позиции материализма произошел под влиянием работы Л. Фейербаха «Сущность христианства». Встреча с К. Марксом. (1844), выявившая совпадение взглядов, оп­ределила его дальнейший жизненный путь. Ф. Энгельс стал ближайшим другом К. Маркса, его теоретическим и поли­тическим соратником. Ф. Энгельс был широко образованным ученым, знал около 20 языков, занимался военным делом. После смер­ти К.. Маркса, отложив собственные дела, доработал и из­дал второй и третий тома «Капитала». Основные философские труды Ф. Энгельса - «Анти-Дюринг» (1876-1878) и «Диалектика природы» (1873- 1883). Исходное положение Ф. Энгельса: сознание - продукт человеческого мозга, сам же человек - результат развития природы, поэтому законы мышления, с одной сто­роны, и природы - с другой, не могут в конечном счете не совпадать. Единство мира заключается в его материальности, мир бесконечен в пространстве и времени. Материю нельзя мыслить без движения - способа ее существования.

Познание действительности осуществляется в мышле­нии, высшая ступень которого-диалектическое мышле­ние. Далее Ф. Энгельс изложил экономиче­ские и социальные части марксизма, дал очерк эволюции со­циалистических идей, стремясь предвосхитить некоторые чер­ты и элементы будущего общественного строя (превращение труда в первую жизненную потребность, отмирание госу­дарства, изменение формы семьи, исчезновение религий).

В «Диалектике природы» Ф. Энгельс как бы подытожи­вал свои занятия по философии естествознания, применяя диалектический метод к изучению природы. Важнейшая идея «Диалектики природы»-дифференциация форм движения материи и классификация наук, изучающих их. Ф. Энгельс занимался также вопросами истории культу­ры. В работе «Происхождение семьи, частной собственности и государства» (1884) прослежен процесс эво­люции первобытной общины и возникновения классового общества.

ЭПИКУР (341-270 гг. до н. э.)-древнегреческий философ. В 306 г. до н. э. осно­вал афинскую философскую школу под названием «Сад Эпикура». Разделял свое уче­ние на три части: теория по­знания («каноника»), учение о природе («физика») и этика.

Эпикур не придавал знанию самостоятельной ценности, а цель философии видел в достижении безмятежного состоя­ния духа, свободы от страха смерти и природных влечений. Основу знания, полагал Эпикур, составляют чувственные восприятия, заблуждения же есть результат ошибок чело­веческой мысли.

Разделяя основные положения атомистического учения Демокрита, Эпикур ввел в атомистические представления идею о случайных отклонениях -атомов от своей траектории. Эпикур считал, что душа тоже состоит из атомов, поэтому допущение о случайных отклонениях объясняло возможность свободного волевого действия. Душа, поскольку она, как и тело, атомарна, гибнет и разлагается вместе с ним, поэтому, полагал философ, нет смысла бояться смерти, ибо «смерть не имеет к нам никакого отношения: когда мы есть, то смер­ти еще нет, а когда смерть наступает, то нас уже нет».

Богов, согласно Эпикуру, тоже не следует бояться и не следует ждать от них помощи, ибо боги предаются наслаж­дению, пребывая между множественными вселенскими мира­ми, и не вмешиваются ни в явления природы, ни в дела людей. Единственное благо для человека - наслаждение, которое Эпикур понимал как отсутствие страдания. Для обретения такого наслаждения следует устраниться от всех тревог, государственной деятельности и опасностей.

ЭРАЗМ РОТТЕРДАМСКИЙ ДЕЗИДЕРИЙ (1469- 1536)

(псевдоним Герхарда Герхардса)

Писатель, богослов, уче­ный-гуманист эпохи Возрожде­ния. Его называют «христианским гуманистом», потому что он пы­тался свести в единое целое куль­турные традиции древности и идеалы раннего христианства. Призывал к такому образу духов­ной жизни человека, в котором сочетались бы свобода и ясность, миролюбие, умение не впадать в крайности, образованность и простота. Эразм Роттердам­ский считал неприемлемыми чертами духовного облика человека грубый фанатизм, невежество, готовность к наси­лию, лицемерие. Много сил он уделял исследованию Нового завета (Евангелия), выполнил новый его перевод на латинский язык и осуществил первопечат­ное издание (1517), которое сопроводил обширным коммен­тарием. Эта работа была связана со стремлением Эраз­ма Роттердамского вернуться к первоистокам христиан­ства, возродить раннехристианские идеалы.

В своем миро­воззрении он опирался на основную идею о том, что для всех явлений общественной жизни, всех вещей характерна двойственность , проявление в них противоположных свойств, поэтому пагубна любая односторонность, а еще более - ослепляющая фанатическая стра­стность, туманящая разум. В об­ласти социально-политической жизни Эразм Роттердамский был сторонником сильной монархии, но всемерно подчеркивал, что такая монархическая власть должна быть гуманной и просве­щенной.

ЮНГ КАРЛ ГУСТАВ

Швейцар­ский психолог, психиатр, культуролог, автор одного из самых известных направлений в психоаналитическом движении, которое он назвал «аналитической психологией». Учился в медицинском институте, исследовал шизофрению, работал в психиатрическом госпитале, занимался частной практикой как психиатр, изучал культуру дописьменных народов в полевых условиях. К. Юнг был доктором медицины и фи­лософии, почетным членом многих научных обществ и ака­демий, автором более 200 научных работ.

Ученый разработал типологию характеров, согласно которой люди делятся на экстравертов и интровертов. Пер­вые ориентированы больше вовне, они общительны, экспрес­сивны, деятельны. Вторые ориентированы вовнутрь, замкнуты, застенчивы, сосредо­точены в себе. Согласно К. Юнгу, западные культуры, ориентированные на научно-технический прогресс и овладение силами природы, экстравертны, а восточные, совершенствующие и развивающие психические силы человека, интровертны.

К. Юнг трактовал психику человека как автономную замкнутую систему , одной стороной обращенную к мате­риальному миру, который он воспринимает с помощью органов чувств, а другой - к мировому духовному уни­версуму (целому), из которого человек получает сигналы в форме сновидений, откровений, интуитивных прозрений.

Психика включает в себя несколько слоев, отличаю­щихся разной степенью осознанности, «просветленности». Поверхностный слой, обращенный к внешнему миру,-это сознание. Под ним находится «личное бессознательное», глубже - групповое, национальное, расовое бессознатель­ное. Еще глубже - бессознательные структуры, общие че­ловеку и животным. Структура коллективного бессозна­тельного включает в себя образы-схемы предельной сте­пени общности (архетипы). Они являются результатом суммарного опыта сотен поколений людей и служат орга­низующими элементами всех психических процессов.

Согласованная деятельность всех архетипов, спо­собностей, функций, слоев бессознательного и сознания является глубинным желанием человека и условием его само­реализации, душевного здоровья личности. И наоборот, ослабление каких-то слоев, подавление каких-то архетипов - это угроза целостности личности и источник ее душевных недугов. Подавление религиозной и мифопоэтической сферы кол­лективного бессознательного в результате экспансии науки и техники К. Юнг считал основной причиной кризиса евро­пейской культуры, находящейся в поисках нового мифа.

крупнейший римский философ, первый представитель стоицизма в Древнем Риме. Родился в Испании в г. Кордове. Отец его был ритором, и сам Сенека обучался риторике, но потом стал заниматься исключительно философией, в которой его увлекал стоицизм, в особенности воззрения Посидония. Еще в детском возрасте он попал в Рим вместе с родителями. Был в течение пяти лет воспитателем будущего императора Нерона (с двенадцатилетнего возраста). В период правления Нерона роль Сенеки в государственных делах очень высока, но затем он попал в немилость, стал заниматься исключительно литературно-философской деятельностью. Был обвинен в заговоре против Нерона и приговорен к смерти. Нерон приговорил его к самоубийству, что он и сделал, вскрыв себе вены. Сенека - очень плодовитый писатель и оставил после себя многочисленные произведения. Его перу принадлежат как философские сочинения, так и художественные и естественнонаучные, многие из которых утрачены. Он создал несколько философских трактатов, девять трагедий, одну историческую драму, десять философско-этических диалогов, восемь книг "Естественнонаучных вопросов", знаменитые "Нравственные письма к Луциллию" (.124 письма). Его сочинения представляют исключительный интерес, так как касаются нравственно-практических вопросов, имеющих у Сенеки обоснование. Его высказывания о житейской мудрости не потеряли своей актуальности до наших дней. Им было написано много сатирических произведений, из которых выделяется "Отыквление" - сатира на покойного императора Клавдия (у римлян тыква воспринималась символом глупости). Сенека считает, что философия должна заниматься как нравственными так и естественнонаучными вопросами, но только в той мере, в какой это знание имеет практическое значение. Знание природы дает возможность иметь средства против тех сил природы, которые противостоят человеку, дает возможность бороться против болезней и различных природных бедствий. Это знание позволяет понять природу как целое. Отправляясь от Аристотеля, Сенека вместе со всеми стоиками признает, что в природе существует активное и пассивное начала. Сенека считает, что все телесно - и мир, и боги, и души. При этом все одушевлено, все разумно и божественно. Сенека стоит на пантеистических позициях. Для него не может быть природы без Бога и Бога без природы" [О благодеяниях, IV.8]. В "Естественнонаучных вопросах" он пишет: "Угодно тебе назвать его судьбой? Ты не ошибешься. Он тот, от которого все зависит, в нем причина всех причин. Угодно тебе именовать его провидением? И тут ты будешь прав. Он тот, чьим решением обеспечивается мир, дабы ничто не препятствовало его ходу и все действия его выполнялись Угодно тебе наименовать его природой? И это не ошибка, ибо из лона его все рождено, его дыханием мы живем. Он все то, что ты видишь, он весь слит со всеми частями, поддерживая себя своей мощью" . Сенека все же непоследовательный пантеист. Природу он понимает в духе старого учения о четырех элементах, как состоящую из огня, воздуха, земли и воды. "Все возникает из всего. Из воды воздух, из воздуха вода, огонь из воздуха, из огня воздух... Все элементы подвержены взаимным возвращениям. Что погибает из одного, возвращается в другое" [Естественнонаучные вопросы. Ill, 19]. Отвергая религию и считая, что истинная религия - это культ добродетели, Сенека в то же время приходит к теистическому пониманию мира, подразумевая Бога, существующего отлично от материи. Таким образом, учение.Сенеки пронизано противоречиями: с одной стороны он признает, что все в мире совершается согласно законам природы а с другой - что все от Бога. С одной стороны, он насмешливо относится к мифологии, с другой - признает роль всякого мистического, вплоть до того, что философски обосновывает гадания. Особенно противоречиво его учение о душе. Сенека считает, что душа телесна, что человеческая душа является частью космической души, мировой пневмы. Разум человека выступает у Сенеки частью "божественного духа, погруженного в тело людей". Душа телесна, так как она "тоньше огненного". Но несмотря на это Сенека считает, что душа и тело находятся в постоянной борьбе. Душа, согласно Сенеке, слаба и постоянно стремится освободиться от тела. Сенека часто говорит, что наши души бессмертны. Таким образом, Сенека сочетает свои воззрения о телесности души с ее бессмертием. В этой связи он высказывает некоторые мысли о естественном страхе перед смертью, так как полагает, что божественная часть нашей души никогда не умирает. Он подтрунивает над теми, кто сожалеет, что их уже не будет через тысячу лет, но почему-то они не сожалеют, что их не было тысячу лет тому назад. Он считает, что смерть - дело привычное. "Умереть - это одна из налагаемых жизнью обязанностей", -пишет он в 77 письме к Луциллию, которое заканчивается словами: "Жизнь - как пьеса: не то важно, длинна ли она, а то, хорошо ли сыграна". Сенека, подобно стоикам, рассматривает вопрос о самоубийстве и допускает его, считая только, что оно возможно лишь при определенных условиях, и предостерегая против "сладострастной жажды смерти", которая охватывает некоторых людей, становясь эпидемией. Основанием для самоубийства Сенека считает как телесные болезни, так и рабство, понимая под последним в основном не социальное рабство, а рабство добровольное, то, когда люди находятся в рабстве у похоти, скупости, страха. Таким образом, для Сенеки главное - это свобода духа, именно поэтому он так относится к смерти. "Что такое смерть? Либо конец, либо переселение. Я не боюсь перестать быть - ведь это все равно, что не быть совсем, я не боюсь переселиться - ведь нигде я не буду в такой тесноте" (имеется в виду тело, 65 письмо к Луциллию). И все это составляет главную тему этических высказываний Сенеки, которые прославили его в течение всей истории. Этические положения излагаются Сенекой почти во всех его произведениях - и в "Нравственных письмах к Луциллию", и в "Естественнонаучных вопросах", и в других произведениях. В них Сенека занимает главные стоические позиции: в жизни изменить ничего нельзя, следует повиноваться судьбе, можно лишь изменить свое к ней отношение и презирать невзгоды. Нужно только стоически выдерживать удары судьбы. В этом проявляется пассивная позиция стоика, а активность должна проявляться в господстве над своими страстями, не быть у них в рабстве. Счастье человека состоит в нашем отношении к событиям и обстоятельствам: "Каждый несчастен настолько, насколько полагает себя несчастным". В этом, по Сенеке, состоит величие стоического духа, когда человек не ропща принимает все как должное. "Лучше всего перетерпеть то, чего не можешь исправить, и, не ропща, сопутствовать Богу, по чьей воли все происходит. Плох тот солдат, который идет за полководцем со стоном" [Письмо 107]. И здесь же: "Изменить такой порядок мы не в силах, - зато в силах обрести величие духа" [Письмо. 107.7]. Однако это не просто пассивное отношение к жизни, равносильное бездействию. Это всего лишь философское обоснование позиции, когда ничего нельзя сделать, когда обстоятельства складываются таким образом, что человек бессилен противостоять событиям. В этом случае, по Сенеке, лучше всего не впадать в отчаяние и продолжать действовать. Т.е. человек должен трезво учитывать все обстоятельства и быть готовым ко всякому повороту событий, сохраняя при этом спокойствие духа, здравый смысл, мужественность, энергичность, деятельность. "Та жизнь счастлива, - говорит он, - которая согласуется с природой а согласоваться с природой она может лишь тогда, когда человек обладает здравым умом, если дух его мужественен и энергичен благороден, вынослив и подготовлен ко всяким обстоятельствам, если он, не впадая в тревожную мнительность, заботится об удовлетворении своих физических потребностей, если он вообще интересуется материальными сторонами жизни, не соблазняясь ни одной из них, если он умеет пользоваться дарами судьбы, не делаясь их рабом" [Сенека. О счастливой жизни]. В своих воззрениях Сенека проявлял космополитизм в лучшем значении этого слова. Он часто говорил о человечестве как об одном народе отечество всех людей - это весь мир. Он пишет в трактате "О благодеяниях": "Общительность обеспечила ему (человеку. - Л.Б.) господство над зверями. Общительность дала ему, сыну земли, возможность вступить в чуждое ему царство природы и сделаться также владыкой морей... Устрани общительность, и ты разорвешь единство человеческого рода, на котором покоится жизнь человека . В "Нравственных письмах к Луциллию" он также пишет, что "все, что ты видишь, в чем заключено божественное и человеческое, -едино: мы только члены огромного тела. Природа, из одного и того же нас сотворившая и к одному предназначившая, родила нас братьями. Она вложила в нас взаимную любовь, сделала нас общительными, она установила, что правильно и справедливо, и по ее установлению несчастнее приносящий зло, чем претерпевающий" [Письмо 95]. В связи с этим Сенека формулирует по-своему золотое правило нравственности: "Обходись со стоящим ниже так, как ты хотел бы, чтобы с тобою обходились стоящие выше" [Письмо 47]. Или в другом месте: "Нужно жить для другого, если хочешь жить для себя" [Письмо 48]. Но для этого, по мнению Сенеки, необходимо быть прежде всего другом самому себе. Он пишет Луциллию: "Вот что понравилось мне нынче у Гекатона: "Ты спросишь, чего я достиг? Стал самому себе другом&" Достиг он немалого, ибо теперь никогда не останется одинок. И знай- такой человек всем будет другом" [Письма 6, 7]. Дружбу же с самим собой он понимает как психологическую гармонию внутреннего мира человека, господство разумного начала над страстями как низшим началом. Всего этого, по мнению Сенеки, можно добиться философией, которой он придавал первостепенное значение в жизни. В то же время он считает, что философия полна ненужных вещей. Так, Протагор говорит, что о каждой вещи можно утверждать прямо противоположное, и при этом сомневаясь даже в данном утверждении. Демокритовец Навсифан говорит, что все, что нам кажется существующим, существует в такой же мере, как и не существует. "Брось же это в ту кучу ненужностей, что и многие из свободных искусств! Те преподают мне науку, от которой не будет пользы, а эти отнимают надежду на всякое знание... Если я поверю Протагору, в природе не останется ничего кроме сомнений, если Навсифану - достоверно будет только то, что нет ничего достоверного" [Письма 88,45]. Все это Сенека приводит как пример диалектики никому ненужной и ставит в пример философов, которые своей жизнью показали ценность их философии. Прежде всего он восхищается стоиками. "Хочешь освободиться от пороков - сторонись порочных примеров. Скупец, развратитель, жестокий, коварный, - все, что повредили бы тебе, будь они близко, в тебе самом. Уйди от них к лучшим, живи с Катонами, с Лелием, с Тубероном, а если тебе по душе греки - побудь с Сократом, с Зеноном. Один научит тебя умереть, когда это необходимо, другой - раньше, чем это необходимо. Живи с Хрисиппом, с Посидонием. Они передадут тебе знание божественного и человеческого, они прикажут тебе быть деятельным и не только красно говорить, сыпля словами для удовольствия слушателей, но закалять душу и быть твердым против угроз. В этой бурной, как море, жизни есть одна пристань: презирать будущие превратности, стоять надежно и открыто, грудью встречать удары судьбы, не прячась и не виляя" [Письмо 104. 21-22]. И Сенека призывает поступать таким же образом, подчеркивая деятельную сторону философии, в которой различал два момента: умозрительную и прикладную части философии, которая "и созерцает, и действует" . Сенека разделяет мудрость, т.е. философию, и знание. Знание - это то, что делает человека ученее, но не лучше. Все, кто загромождает философию ненужностями, кто занимается словесной игрой, тот делает философию трудной. По его мнению, знания мешают мудрости, а потому необходимо стремиться к ограничению знания, так как избыток знания забивает голову пустяками. Только философия дает дорогу свободной мудрости. "Обратись к ней, если хочешь не знать ущерба, быть безмятежным, счастливым и, главное, свободным. Иным способом этого не достичь" [Письмо 37. З]. Таким образом, философия - это наука о жизни. "Философия... выковывает и закаляет душу, подчиняет жизнь порядку, управляет поступками, указывает, что следует делать и от чего воздерживаться, сидит у руля и направляет среди пучин путь гонимых волнами. Без нее нет в жизни бесстрашия и уверенности: ведь каждый час случается так много, что требуется совет, которого можно спросить только у нее" . В итоге Сенека повторяет принцип стоической этики: жить согласно с природой. "Природа должна быть нашим руководителем: разум следует ей и советует нам. Следовательно, жить счастливо - одно и то же что жить в согласии с природой" [О блаженной жизни. VIII. I]. В связи со счастливым образом жизни, проповедуемым Сенекой, заслуживают внимания его мысли о проблеме времени и его важности для человека. Он считал, что время - самое важное, что есть у человека поэтому его необходимо беречь. Свои "Нравственные письма к Луциллию" он начинает словами: "Сенека приветствует Луциллия Так и поступай, мой Луциллий! Отвоюй себя для себя самого береги время, которое прежде у тебя отнимали или крали, которое зря проходило. Сам убедись в том, что я пишу правду: часть времени у нас отбирают силой, часть похищают, часть утекает впустую Но позорнее всего - по нашей собственной небрежности. Вглядись-ка пристальней: ведь наибольшую часть жизни тратим мы на дурные дела, немалую - на безделья и всю жизнь - не на те дела, что нужно Укажешь ли ты мне такого, кто ценил бы время, кто знал бы, чего стоит день, кто понимал бы, что умирает с каждым часом? В том-то и беда наша, что смерть мы видим впереди, а большая часть ее у нас за плечами, - ведь сколько лет жизни минуло, все принадлежит смерти" [Письмо 2.1-2]. Вся этика Сенеки представляет собой систему нравственных правил о поведении человека для достижения счастливой жизни. При этом он считал что жизнь философа должна являться примером и выражением его философских взглядов, только так он может доказать их истинность К сожалению, сама жизнь и деятельность Сенеки представляли собой пример расхождения теории и практики. Он жил не в соответствии со своими принципами. В течение своей жизни он правдами и неправдами нажил огромное состояние, в то время как учил, что не в богатстве счастье. Он сам все это понимал и пытался, насколько возможно, объяснить такое положение. В работе "О счастливой жизни" он пишет: "Мне говорят, что моя жизнь не согласна с моим учением В этом в свое время упрекали и Платона, и Эпикура, и Зенона Все философы говорят не о том, как они сами живут, но как надо жить. Я говорю о добродетели, а не о себе и веду борьбу с пороками в том числе и со своими собственными: когда смогу, буду жить как должно. Ведь если бы я жил вполне согласно моему учению, кто был бы счастливее меня, но теперь нет основания презирать меня за хорошую речь и за сердце, полное чистыми помыслами... Про меня говорят: "Зачем он, любя философию, остается богатым, зачем он учит что следует презирать богатства, а сам их накопляет? презирает жизнь - живет? презирает болезни, а между тем заботится о сохранении здоровья? называет изгнание пустяком, однако, если ему удастся, состарится и умрет на родине?" Но я говорю, что все это следует презирать не с тем, чтобы отказаться от всего этого, но чтобы не беспокоиться об этом; он собирает его не в своей душе, но в своем доме". В этих словах также проявляется одна из главных позиций Сенеки в этике - важно наше отношение к вещам, а не отрицание значения этих вещей в нашей жизни. Кратчайший путь к богатству, - говорил он, -это презрение к богатству. Сенека всегда был и остается одним из наиболее читаемых философов в области моральной философии.

Отличное определение

Неполное определение ↓

Афоризмы Ермишин Олег

Луций Анней Сенека (младший)

Луций Анней Сенека (младший)

(ок. 4 гг. до н.э. – ок. 65 гг. н.э.)

сын Сенеки Старшего, писатель, философ-стоик, воспитатель и советник Нерона

Смысл благодеяний прост: их только дарят; если что возвращается, то уже прибыль, не возвращается – нет убытка. Благодеяние оказано для благодеяния.

Вина не должна падать на наш век. И предки наши жаловались, и мы жалуемся, да и потомки наши будут жаловаться на то, что нравы развращены, что царит зло, что люди становятся все хуже и беззаконнее. Но все эти пороки остаются теми же (…), подобно тому как море далеко разливается во время прилива, а при отливе снова возвращается в берега.

Страх внушают не только самые отважные животные, но и самые неподвижные, благодаря своему вредоносному яду.

Поздно оказал благодеяние тот, кто оказал его просящему.

Не следует принимать благодеяний от всех. От кого же принимать? (…) От тех, кому мы сами желали бы их оказать.

В благодеяниях кредитора следует выбирать с большей тщательностью, чем в деньгах.

Кто принял благодеяние с благодарностью, тот (…) уплатил уже первый взнос за него.

Кто приносит благодарность, удаляя свидетелей, тот человек неблагодарный.

Некоторые знатные и благородные женщины считают свои годы не по числу консулов, а по числу мужей, и разводятся, чтобы выйти замуж, а выходят замуж, чтобы развестись.

Дело дошло уже до того, что ни одна женщина не имеет мужа для чего-либо иного, как только для возбуждения любовника.

Награда за высокие подвиги заключается в них самих.

Никто, обладая здравым умом, не боится богов, так как неразумно страшиться спасительного, и никто не любит тех, кого боится.

Бывает красноречивым даже тот, кто молчит, и храбрым даже тот, кто сидит сложа руки, или даже – у кого руки связаны.

Общественное мнение – (…) дурной истолкователь.

Лучше (…) помогать и злым ради добрых, чем лишать помощи добрых ради злых.

Луций Сулла уврачевал отечество средствами более тяжкими, чем были самые опасности.

Пусть каждый спросит себя: не жалуются ли все на чью-нибудь неблагодарность? Но не может быть того, чтобы все жаловались, если не надо жаловаться на всех. Следовательно, все неблагодарны.

«На этой стороне явное большинство». – Значит, именно эта сторона хуже. Не настолько хорошо обстоят дела с человечеством, чтобы большинство голосовало за лучшее: большая толпа приверженцев всегда верный признак худшего.

Когда я вспоминаю все свои речи, я завидую немым.

Всякая жестокость происходит от немощи.

Что я хочу извлечь из добродетели? Ее саму. (…) Она сама себе награда.

Не наука добродетели, а наука нищеты была главным делом его жизни. (О кинике Деметрии, который доходил до крайностей аскетизма).

Перестань корить философов богатством: никто не приговаривал мудрость к бедности.

Карман у него [мудреца] будет открытый, но не дырявый: из него много будет выниматься, но ничего не будет высыпаться.

Некоторые из мудрых мужей называли гнев кратковременным помешательством.

Что-что, а вредить все люди умеют неплохо.

Любое чувство – столь же плохой исполнитель, сколь и распорядитель.

Всякое почти вожделение (…) мешает осуществлению того, к чему стремится.

Гнев делает мужественнее лишь того, кто без гнева вообще не знал, что такое мужество.

Насколько человечнее (…) не преследовать их [грешников], но попытаться вернуть назад! Ведь если человек, не зная дороги, заблудится среди вспаханного поля, лучше вывести его на правильный путь, чем выгонять с поля палкой.

Согрешающего нужно исправлять: увещанием и силой, мягко и сурово; (…) тут не обойтись без наказания, но гнев недопустим. Ибо кто же гневается на того, кого лечит?

Гнев – самый женственный и ребяческий из пороков. – «Однако он встречается и у мужей». – «Конечно, потому что и у мужей бывает женский или детский характер».

Честолюбие [тиранов] (…) хочет (…) заполнить одним-единственным именем весь календарь, назвать в честь одного имени все поселения на земном шаре.

Мы начинаем смеяться со смеющимся, печалимся, попав в толпу горюющих, и приходим в возбуждение, глядя, как другие состязаются.

Самый мужественный муж, берясь за оружие, бледнеет; у самого неустрашимого и яростного солдата при сигнале к бою немного дрожат коленки; (…) и у самого красноречивого оратора, когда он готовится произнести речь, холодеют руки и ноги.

Есть люди, отличающиеся постоянной свирепостью и радующиеся человеческой крови. (…) Это не гнев, это зверство. Такой человек вредит другим не потому, что его обидели; наоборот, он готов принять обиду, лишь бы получить возможность вредить.

Всякий гнев превращается в печаль либо из-за раскаяния, либо от неутоленности.

[Люди толпы] живут, точно в гладиаторской школе: с кем сегодня пили, с тем завтра дерутся.

Мудрец никогда не перестанет гневаться, если начнет. (…) Если, по-твоему, мудрец должен чувствовать гнев, какого требует возмутительность каждого преступления, то ему придется не гневаться, а сойти с ума.

Среди прочих недостатков нашей смертной природы есть и этот – (…) не столько неизбежность заблуждения, сколько любовь к своим заблуждениям.

Если (…) сердиться на молодых и старых за то, что они грешат, (…) придется сердиться и на новорожденных – за то, что они непременно будут грешить.

Нужно либо смеяться надо всем, либо плакать.

Отдельных солдат полководец может наказывать по всей строгости, но если провинилось все войско, ему придется оказать снисхождение. Что удерживает мудреца от гнева? Обилие грешников.

Вокруг (…) столько скверно живущих, а точнее сказать, скверно гибнущих людей.

Постоянному и плодовитому злу должен противостоять медленный и упорный труд: не для того, чтобы уничтожить его, но для того, чтобы оно нас не одолело.

Гнев сам по себе безобразен и не страшен. (…) Мы боимся гнева, как дети – темноты, как звери – красных перьев.

Страх всегда возвращается и, словно волна, окатывает тех, кто его вызывает.

Кто возвеличился за счет чужого страха, не бывает свободен от собственного. Как дрожит сердце в львиной груди от малейшего шороха! (…) Все, что внушает ужас, само трепещет.

Дух добьется всего, что сам себе прикажет.

Иной приучил себя довольствоваться коротким сном и бодрствует почти сутки напролет, нисколько не утомляясь; можно выучиться бегать по тоненькой и почти отвесно натянутой веревке; переносить чудовищные грузы, неподъемные для обычного человека; погружаться в море на непомерную глубину и долго обходиться под водой без дыхания. (…) За столь упорные занятия не получают либо вовсе никакого, либо несоразмерно маленькое вознаграждение. (…) И тем не менее, несмотря на то, что награда ожидала их совсем небольшая, они довели свой труд до конца.

Многие утверждали, что путь к добродетелям крут и тернист; ничего подобного: можно дойти и по ровной дороге. (…) Что требует от вас меньше напряжения, чем милосердие, и больше, чем жестокость? Стыдливость не доставит вам хлопот, сладострастие вечно занято по горло. Одним словом, блюсти любую добродетель совсем не трудно, пороки же требуют постоянного внимания.

Есть ли (…) такой порок, у которого был бы недостаток в защитниках?

«Разве не бывает случаев, возбуждающих гнев?» – Вот именно в этих случаях и нужно решительнее всего подавлять его. (…) Пирр, знаменитейший наставник в гимнастических состязаниях, всем, кого тренировал, давал, говорят, одно и то же наставление: не поддаваться гневу. Ибо гнев нарушает все правила искусства.

«Иногда оратору полезно бывает разгневаться – он тогда говорит лучше». – Совершенно верно, но не разгневаться, а изобразить гнев. Так и актеры, произнося стихи, волнуют народ не гневом своим, а хорошим подражанием гневу. То же самое относится (…) к выступающим на сходках. (…) И часто сыгранное чувство производит куда более сильное действие, чем подлинное.

Легко придать правильную форму душе, пока она еще мягкая; трудно искоренить пороки, которые повзрослели вместе с нами.

Умеренное удовольствие снимает душевное напряжение.

Дух растет, когда ему дают волю; поникает, когда его принуждают к рабскому повиновению.

Нельзя, чтобы ему [мальчику] пришлось терпеть унижения или рабство; пусть ему никогда не придется ни просить, ни умолять; то, что он когда-то был вынужден просить, не пойдет ему на пользу; пусть без просьб получает все в подарок – ради самого себя, или совершённых добрых поступков, или ради того добра, которого мы ждем от него в будущем.

В борьбе надо стремиться не сделать другому больно, а победить.

Не сможет противостоять ударам тот, кому никогда ни в чем не было отказа.

Разве ты не видишь, что люди чем счастливее, тем гневливее? Это особенно заметно у богатых, знатных и чиновных.

Надо, чтобы мальчик никогда ничего не мог добиться гневом; мы сами предложим ему, когда он будет спокоен, то, чего не давали, пока он требовал с плачем.

Отложенное наказание мы всегда можем при вести в исполнение, но уже исполненное никак нельзя забрать назад.

Самое великодушное прощение – это не знать, в чем кто перед тобой провинился.

У подозрительности никогда не будет недостатка в доводах.

Что совершено без умысла – не обида.

Глупо гневаться на животных, но не умнее и на детей, а также на всех прочих, мало чем отличающихся от детей в рассуждении благоразумия.

Боги (…) и не желают, и не умеют причинять зло (…); обидеть кого-нибудь для них так же немыслимо, как побить самих себя.

Если мы желаем быть во всем справедливыми судьями, то давайте прежде всего убедим себя в том, что никто из нас не без греха. Ведь именно в этом главный источник нашего возмущения: «Я-то ни в чем не виноват» и «ничего не сделал». Ничего подобного: просто ты ни в чем не признаешься! (…) Если в чем-то мы и остались невинны, то только потому, что нам не удалось преступить закон – не повезло.

Часто бывает, что, желая польстить одному, обижают при этом другого.

Чужие пороки у нас на глазах, а свои за спиной.

Главное лекарство от гнева – отсрочка.

Если кто-то хочет сообщить тебе нечто [о другом человеке] не иначе, как по секрету, тому (…) нечего тебе сообщить.

Тебя обидел добрый человек? – Не верь. Дурной? – Не удивляйся.

Внутри каждого из нас царская душа, каждый хочет, чтобы ему было все позволено, но не хочет быть жертвой чужого произвола.

Фабий [Кунктатор] говорит, что нет ничего позорнее для полководца, чем оправдываться: «Я не думал, что так выйдет». По-моему, нет ничего позорнее для человека вообще.

Самый обидный род мести – признать обидчика недостойным нашей мести.

Многие, ища возмездия за легкие обиды, сами делают их более глубокими для себя. Велик и благороден тот, кто спокойно слушает лай мелких собачонок, как крупный и сильный зверь.

Обиды от власть имущих нужно сносить не просто терпеливо, но с веселым лицом: если они решат, что и впрямь задели вас, непременно повторят.

Стоит прислушаться к примечательным словам человека, состарившегося в услужении у царей. Когда кто-то спросил его, как ему удавалось достичь столь редкой при дворе вещи, как старость, он отвечал: «Я принимал обиды и благодарил за них».

Ссориться с равным рискованно, с высшим – безумно, с низшим – унизительно.

В душах, развращенных большим успехом, есть самая скверная черта: они ненавидят тех, кого обидели.

Так все слабые существа: если до них только чуть дотронуться, им кажется, что их уже ударили.

Пускай кто-то сердится: ты в ответ сделай ему что-нибудь хорошее. Вражда сама угаснет, если од на из двух сторон откажется ее поддерживать: сражаться могут лишь двое равных соперников.

Если человек подошел к зеркалу, готовый перемениться, значит, он уже переменился.

Если мы полагаем, что кто-то выказал нам презрение, мы не можем не быть мельче его.

Мщение есть признание, что нам больно.

Обидчик либо сильнее тебя, либо слабее; если слабее, пощади его, если сильнее – себя.

Есть люди, не желающие браться за легкие дела, но желающие, чтобы все, за что они ни возьмутся, давалось легко.

Самые тяжелые и неукротимые от природы характеры терпеливы к ласке. Ни одно существо не бросается в испуге на того, кто его гладит.

Борьба питает сама себя и не выпускает того, кто слишком глубоко в нее втянулся. Легче удержаться от ссоры, чем потом из нее выйти.

По старой поговорке «усталый ищет ссоры»; то же можно сказать и об изнуренном голодом или жаждой, да и обо всяком другом, сильно чем-нибудь удрученном человеке. (…) Пораженная недугом душа возмущается от любой мелочи, вплоть до того, что простое приветствие, письмо, вопрос или несколько незначащих слов вызывают иных людей на ссору.

Усталым глазам полезно смотреть на зелень.

Не полезно все видеть и все слышать. Нас миновали бы многие обиды – ведь большинство из них не задевают того, кто о них не знает. Ты не хочешь быть гневливым? – Не будь любопытным.

Большинство людей сердятся из-за обид, которые они сами сочинили, придавая глубокий смысл пустякам.

Гнев приходит к нам часто, но чаще мы приходим к нему.

Пока ты в гневе, тебе не должно быть дозволено ничего. Почему? Именно потому, что ты желаешь, чтобы было дозволено все.

Всякое возмущение подневольного человека обращается ему же в мучение. (…) Нет такого тесного ярма, которое не причинило бы меньше боли тому, кто влачит его, чем тому, кто пытается его сбросить.

Если благоразумный человек сказал что-то неприятное нам – поверим ему; если дурак – простим.

Признак истинного величия – не ощущать ударов. Так огромный зверь не спеша оглядывается и спокойно взирает на лающих собак.

Все, что не нравится нам в других, каждый из нас может, поискав, найти в себе самом (…) Нужно быть терпимее друг к другу, нам приходится жить дурными среди дурных.

Гневаемся все мы дольше, чем ощущаем причиненную [нам] боль.

Иногда боль, а иногда случай делают слабого сильнее самого сильного.

Большая часть того, что вызывает в нас гнев, – ото препятствия, а не удары.

Неправость нашего гнева делает его более упорным: мы расходимся все пуще и не желаем перестать, словно сила нашей вспышки может служить доказательством ее справедливости.

Никогда не будет счастлив тот, кого мучит мысль, что есть кто-то счастливее. Я получил меньше, чем надеялся? – но, может быть, я надеялся на большее, чем заслуживал.

Среди убийц божественного Юлия было больше друзей, чем недругов, ибо он не исполнил их неисполнимых надежд. (…) Вот так и вышло, что он увидал вокруг своего кресла своих бывших соратников с обнаженными мечами, (…) ставших помпеянцами лишь после смерти Помпея.

Кто смотрит на чужое, тому не нравится свое.

Человек, завидующий немногим, не видит за собственной спиной огромного скопления зависти всех тех, кому далеко до него.

Ты лучше благодари за то, что получил. Остального жди и радуйся, что не получил всего.

Ты ведешь неверные записи в своей расчетной книге: то, что ты дал, оцениваешь дорого, то, что получил, – дешево.

Деньги насквозь пропитаны нашей кровью.

Насколько достойнее смеха то, из-за чего мы то и дело льем слезы!

Поверь мне, все, что зажигает нас страшным пожаром, – сущие пустяки, не серьезнее тех, из-за которых дерутся и ссорятся мальчишки.

Кто никогда ничему не выучился, тот не хочет ничему учиться.

Этого ты предостерег правильно, но чересчур свободным тоном: и вместо того, чтобы исправить, обидел человека. На будущее смотри не только то, правду ли ты говоришь, но и на того, кому говоришь: переносит ли он правду.

Баловень счастья (…) считает, что труднодоступная дверь – первый признак блаженного и могущественного человека. Видимо, он не знает, что труднее всего открываются ворота тюрьмы.

Ты косо глядишь на кого-то из-за того, что он дурно говорил о твоем таланте. Неужели ты считаешь каждое его слово законом? И неужели Энний [римский трагик] должен возненавидеть тебя оттого, что его поэмы не доставляют тебе удовольствия, (…) а Цицерон – стать твоим врагом из-за того, что ты пошутил насчет его стихов?

Первую вспышку гнева мы не осмелимся унимать словами. Она глуха и безумна. (…) Лекарства приносят пользу, если давать их в промежутках между приступами.

Гнев, (…) когда окостенеет, затвердеет, (…) превращается в ненависть.

В перерывах между утренними зрелищами нам обычно показывают на арене сражение привязанных друг к другу быка и медведя: они рвут и терзают друг друга, а рядом их поджидает человек, которому поручено в конце прикончить обоих. То же самое делаем и мы, нанося удары людям, с которыми мы связаны, а рядом с победителем и побежденным уже стоит их конец, причем очень близкий. Нам ведь осталось-то столечко! Что бы нам прожить эту капельку времени в мире и покое!

Часто ссору прекращает раздавшийся по соседству крик «Пожар!».

Что хуже смерти можешь ты пожелать тому, на кого гневаешься? Так успокойся: он умрет, даже если ты палец о палец не ударишь.

Я скорее прощу того, кто нанес врагу рану, а не того, кто мечтает посадить ему чирей: тут уже не только злая, но и ничтожно мелкая душонка.

О сколь презренная вещь – человек, если не поднимается он выше человеческого!

Что такое бог? – Все, что видишь, и все, чего не видишь.

Уже старик, он [Ганнибал] не переставал искать войны в любом уголке света: настолько, обходясь без родины, не мог он обходиться без врага.

Нет числа тем, кто владел народами и городами; тех, кто владел собой, можно перечесть по пальцам.

Все происходит по божественному определению: плакать, стонать и жаловаться – значит отпасть от бога.

Свободен тот, кто избежал рабства у самого себя: это рабство – постоянное и неодолимое, день и ночь равно гнетущее, без передышки, без отпуска.

Быть рабом самого себя – тяжелейшее рабство.

Добродетель найти трудно, требуется и наставник и руководитель; а порокам живо выучиваются без всякого учителя.

Если я и бываю доверчив, то только до известной степени и принимаю лишь те маленькие выдумки, за которые бьют по губам, а не вырывают глаза.

Люди растрачивают всю свою жизнь, чтобы достать то, что им будто бы нужно для жизни.

Изящно возразил мудрый [Гай] Лелий какому-то человеку, сказавшему: «В мои шестьдесят лет…» – «Скажи лучше „не мои шестьдесят“». Привычка исчислять утраченные нами годы мешает нам понять, что суть жизни – в ее неуловимости, а удел времени – всегда оставаться не нашим.

Покамест все идет как обычно, грандиозность происходящего скрадывается привычкой. Так уж мы устроены, что повседневное, будь оно даже достойно всяческого восхищения, нас мало трогает. (…) У солнца нет зрителей, пока оно не затмится. (…) Настолько больше свойственно нам от природы восхищаться новым, нежели великим.

Кто думает, будто природа может делать лишь то, что она делает часто, тот сильно недооценивает ее возможности.

Люди грядущего поколения будут знать многое, неизвестное нам, и многое останется неизвестным для тех, кто будет жить, когда изгладится всякая память о нас. Мир не стоит ломаного гроша, если в нем когда-нибудь не останется ничего непонятного.

И ты удивляешься, что мудрость до сих пор еще не исполнила своего предназначения! Даже испорченность – и та еще не показала себя целиком; она только-только выходит на свет. А ведь ей мы отдаем все свои силы.

Победа без риска – победа без славы

Для самопознания необходимо испытание: никто не узнает, что он может, если не попробует.

Всякий, кто кажется избежавшим зла, просто его еще не дождался.

От голода умирают тихо и спокойно, от обжорства с треском лопаются.

Самая крепкая часть тела – та, которой чаще всего пользуются.

«Но как же все-таки бог допускает, чтобы с добрыми людьми случались несчастья?» – А он не допускает. Он ограждает их от всех несчастий: от преступлений и гнусностей, от нечистых помышлений и корыстных замыслов, от слепого вожделения и от алчности, покушающейся на чужое добро. Он блюдет и защищает их самих: неужели кто-то станет требовать от бога еще и того, чтобы он охранял поклажу добрых людей?

Презирайте бедность: никто не бывает при жизни так беден, как был при рождении. Презирайте боль: она уйдет от вас, либо вы от нее уйдете.

Короткую жизнь мы не получаем, а делаем ее такой; мы не бедны, а расточительны.

Нет человека, желающего разделить с другими деньги, а скольким раздает каждый свою жизнь!

Марк Цицерон (…) ни в счастье не был спокоен, ни в несчастье – терпелив.

Каждый торопит свою жизнь и страдает от тоски по будущему и отвращения к настоящему.

Время твоей жизни (…) движется беззвучно, ничем не выдавая быстроты своего бега.

Есть ли на свете кто-нибудь глупее людей, которые хвастаются своей мудрой предусмотрительностью? (…) За счет своей жизни они устраивают свою жизнь, чтобы она стала лучше.

Откладывать что-то на будущее – худший способ проматывать жизнь: (…) вы отдаете настоящее в обмен на обещание будущего.

Грядущее неведомо; живи сейчас!

Самая короткая жизнь – у занятых людей.

Души занятых людей, словно волы, впряженные в ярмо, не могут ни повернуть, ни оглянуться.

Один из (…) любителей наслаждений, (…) после того как его на руках вынесли из бани и усадили в кресло, спросил: «Я уже сижу?» Ты полагаешь, что человек, не знающий, сидит ли он, в состоянии уразуметь, живет ли он?

Если только у мертвых сохраняется какое-то чувство, [Гай Калигула] ужасно злится, что он умер, а римский народ все еще живет.

Некоторые болезни следует лечить, не рассказывая о них больному. Многие умерли оттого, что узнали, чем больны.

[Людей], через тысячу унижений достигших высочайших почестей, тревожит ужасная мысль, что они страдали всего лишь ради надгробной надписи.

Гнусен тот, кто, утомленный скорее жизнью, чем трудом, умирает при исполнении служебных обязанностей.

Большинство людей (…) жаждут работать дольше, чем могут, (…) и сама старость лишь оттого им в тягость, что не позволяет работать.

Гай Туранний, (…) когда более чем в девяностолетнем возрасте (…) получил (…) освобождение от должности прокуратора, попросил, чтобы его положили на кровать и чтобы стоящие вокруг домочадцы причитали, словно над покойником. (…) Неужели так приятно умереть занятым человеком?

Добровольно решиться на отдых людям труднее, чем заслужить его по закону.

Гераклит всякий раз, как выходил на люди, плакал, а Демокрит смеялся: одному все, что мы делаем, казалось жалким, а другому – нелепым.

Мысль о боли мучит нас не меньше самой боли.

Как мы относимся к детям, так мудрец относится ко всем людям, ибо они не выходят из детства ни к зрелости, ни до седых волос, ни когда и седых волос уже не останется.

Если нас очень огорчает чье-то презрение, значит, нам особенно приятно было бы уважение именно этого человека.

Вступая в препирательство с кем-то, мы признаем его своим противником, а следовательно, равным себе, даже если мы и победим в стычке.

Один и тот же рассказ может рассмешить нас, если нас двое, и возмутить, если его слышит много народу; мы не позволяем другим заикнуться о том, о чем сами говорим постоянно.

Чем больше человек склонен обижать других, тем хуже он сам переносит обиды.

Отвоюй себя для себя самого.

Смерть мы видим впереди; а большая часть ее у нас за плечами, – ведь сколько лет жизни минуло, все принадлежит смерти.

Все у нас чужое, лишь время наше. Только время, ускользающее и текучее, дала нам во владенье природа, но и его кто хочет, тот и отнимает.

Все меня прощают, никто не помогает.

Кто везде – тот нигде. Кто проводит жизнь в странствиях, у тех в итоге гостеприимцев множество, а друзей нет.

Ничто так не вредит здоровью, как частая смена лекарств.

Если не можешь прочесть все, что имеешь, имей столько, сколько прочтешь, – и довольно.

Во всем старайся разобраться вместе с другом, но прежде разберись в нем самом.

Нередко учат обману тем, что обмана боятся, и подозрениями дают право быть вероломным.

Порок – и верить всем, и никому не верить, только (…) первый порок благороднее, второй – безопаснее.

Некоторые до того забились во тьму, что неясно видят все освещенное.

Нас чтут как стариков, хотя в нас живут пороки мальчишек, и не только мальчишек, но и младенцев; ведь младенцы боятся вещей пустяшных, мальчишки – мнимых, а мы – и того и другого.

Никакое зло не велико, если оно последнее. Пришла к тебе смерть? Она была бы страшна, если бы могла оставаться с тобою, она же или не явится, или скоро будет позади, никак не иначе.

Спокойная жизнь – не для тех, кто слишком много думает о ее продлении.

Кто презирает собственную жизнь, тот стал хозяином твоей.

Гнев рабов погубил не меньше людей, чем царский гнев.

Само имя философии вызывает достаточно ненависти.

Будем делать все, чтобы жить лучше, чем толпа, а не наперекор толпе, иначе мы отпугнем от себя и обратим в бегство тех, кого хотим исправить.

Пусть вошедший в наш дом дивится нам, а не нашей посуде. Велик тот человек, кто глиняной утварью пользуется как серебряной, но не менее велик и тот, кто серебряной пользуется как глиняной.

Слаб духом тот, кому богатство не по силам.

Одна цепь связывает стража и пленного.

Нас мучит и будущее, и прошедшее. (…) Никто не бывает несчастен только от нынешних причин.

Некоторых больных надо поздравлять и с тем, что они почувствовали себя больными.

Любое благо нам не на радость, если мы обладаем им в одиночку.

Долог путь наставлений, краток и убедителен путь примеров.

Нельзя уподобляться злым оттого, что их много, нельзя ненавидеть многих оттого, что им не уподобляешься.

Люди учатся, обучая. [Отсюда пословица: «Уча, учимся».]

«Но ради чего я учился?» – Нечего бояться, что труд твой пропал даром: ты учился для себя самого.

Фортуна не сбивает с пути – она опрокидывает и кидает на скалы.

Как много поэты говорят такого, что или сказано, или должно быть сказано философами!

Художнику приятней писать картину, чем ее окончить. (…) Пока он писал, его радовало само искусство. Отрочество наших детей щедрее плодами, но их младенчество нам милее.

Кто завел друга, чтобы тот выручил из цепей, тот покинет его, едва загремят оковы.

Люди (…) шепотом возносят (…) богам постыднейшие мольбы.

Живи с людьми так, будто на тебя смотрит бог, говори с богом так, будто тебя слушают люди.

Некоторых больше всего и надо опасаться, когда они покраснеют: тут-то их и покидает всякий стыд. Сулла был особенно жесток тогда, когда к лицу его приливала кровь.

Нам нужен кто-нибудь, по чьему образцу складывался бы наш нрав. Ведь криво проведенную черту исправишь только по линейке.

Плоды для нас вкуснее всего, когда они на исходе; дети красивей всего, когда кончается детство.

Возраст самый приятный тот, что идет под уклон, но еще не катится в пропасть.

Смерть (…) должна быть перед глазами и у старика, и у юноши – ведь вызывают нас не по возрастному списку.

Нет стариков столь дряхлых, чтобы им зазорно было надеяться на лишний день.

Каждый день нужно проводить так, словно он замыкает строй, завершает число дней нашей жизни. (…) Отправляясь ко сну, говорить весело и радостно: «Прожита жизнь, и пройден весь путь, что судьбой мне отмерен». А если бог подарит нам и завтрашний день, примем его с радостью.

Поблагодарим бога за то, что никто не может навязать нам жизнь.

Я не устану потчевать тебя Эпикуром, и пусть знают все, кто твердит его слова и ценит их не за то, что в них сказано, а за то, кем они сказаны: лучшее принадлежит всем.

Воображение (…) доставляет нам больше страданий, чем действительность. (…) Многое мучит нас больше, чем нужно, многое – прежде, чем нужно.

Вымышленное тревожит сильнее. Действительное имеет свою меру, а о том, что доходит неведомо откуда, пугливая душа вольна строить догадки.

Если бояться всего, что может случиться, то незачем нам и жить.

Беда глупости еще и в том, что она все время начинает жизнь сначала. (Со ссылкой на Эпикура, но, вероятно, это собственная формулировка Сенеки.)

До чего противно легкомыслие тех, (…) кто перед кончиной начинает надеяться заново. (…) Что гнуснее старика, начинающего жизнь сначала?

Многим пришлось бояться оттого, что их можно было бояться.

Кто мудр, тот во всем смотрит на замысел, а не на исход. Начало в нашей власти; что выйдет, решать фортуне, над собой же я не признаю ее приговора.

Мы не должны ни во всем уподобляться (…) толпе, ни во всем от нее отличаться. (…) Больше стойкости в том, чтобы оставаться трезвым, когда весь народ перепился до рвоты, больше умеренности в том, чтобы, не смешиваясь со всеми, не выделяться и не составлять исключения и делать то же самое, что все, но иначе.

Чего ты дожидаешься? (…) Исполнения всех желаний? Такое время не наступит! (…) Такова цепь желаний: одно родит другое.

Покуда ты будешь на все зариться, все будут зариться на тебя.

Заблуждается тот, кто ищет друзей в сенях, а испытывает их за столом.

Люди больше всего ненавидят тех, кому больше обязаны.

Малая ссуда делает человека твоим должником, большая – врагом.

[Благодеяния надо] не разбрасывать, а распределять. (…) Дело не в том, что ты дал, а в том, кому ты дал.

Люди не знают, чего хотят, до того мига, пока не захотят чего-нибудь.

Даже самый робкий предпочел бы один раз упасть, нежели все время висеть.

Немногих удерживает рабство, большинство за свое рабство держится.

Все заботятся, не о том, правильно ли они живут, а о том, долго ли проживут; между тем жить правильно – это всем доступно, жить долго – никому.

Все, чем тешится чернь, дает наслаждение слабое и поверхностное, всякая радость, если она приходит извне, лишена прочной основы.

Плохо живут те, кто всегда начинает жизнь сначала. (…) Напрасно мы полагаем, будто таких людей мало: почти все таковы. А некоторые тогда и начинают жить, когда пора кончать. А (…) некоторые кончают жить, так и не начав.

Зачем сейчас портить себе жизнь страхом перед будущим? Глупо (…) чувствовать себя несчастным из-за того, что когда-нибудь станешь несчастным.

Если ты хочешь избавиться от всякой тревоги, представь себе, что пугающее тебя случится непременно, и какова бы ни была беда, найди ей меру и взвесь свой страх. Тогда ты наверняка поймешь, что несчастье, которого ты боишься, или не так велико, или не так длительно.

Поверь мне, (…) смерть настолько не страшна, что благодаря ей ничто не страшно.

Надейся на справедливое решение, но будь готов к несправедливому.

Отдели смятение от его причины, смотри на само дело – и ты убедишься, что в любом из них нет ничего страшного, кроме самого страха.

Как водяные часы делает пустыми не последняя капля, а вся вытекшая раньше вода, так и последний час, в который мы перестаем существовать, не составляет смерти, а лишь завершает ее: в этот час мы пришли к ней – а шли мы долго. (…) «Смерть, уносящая нас, – лишь последняя смерть среди многих».

Только люди бывают так неразумны и даже безумны, что некоторых заставляет умереть страх смерти.

Мудрый и мужественный должен не убегать из жизни, а уходить. И прежде всего нужно избегать той страсти, которой охвачены столь многие, – сладострастной жажды смерти. Ибо помимо прочих душевных склонностей есть (…) еще и безотчетная склонность к смерти, и ей нередко поддаются люди благородные и сильные духом, но нередко также и ленивые и праздные. Первые презирают жизнь, вторым она в тягость.

Все, в чем мы нуждаемся, или стоит дешево, или ничего не стоит.

Гнет возраста чувствует только тело, а не душа, и состарились одни лишь пороки и то, что им способствует.

«Размышляй о смерти!» – Кто говорит так, тот велит нам размышлять о свободе. Кто научился смерти, тот разучился быть рабом. Он выше всякой власти и уж наверное вне всякой власти.

Совершенство духа нельзя ни взять взаймы, ни купить, а если бы оно и продавалось, все равно, я думаю, не нашлось бы покупателя. Зато низость покупается ежедневно.

Странно ли, что тебе нет никакой пользы от странствий, если ты повсюду таскаешь самого себя? (Со ссылкой на Сократа).

Насколько выше была б ему цена, если б толпа ценила его пониже.

Передышками нельзя пренебрегать: тяжелобольным временное улучшение заменяет здоровье.

Не смей пересчитывать всех, кто тебе страшен. (…) К твоей смерти доступ открыт только одному, сколько бы врагов тебе ни угрожало.

Только низким путем можно снискать любовь низких.

По-моему, умирая, человек мужественнее, чем перед смертью. Когда смерть пришла, она и невежде дает силу духа не бежать от неизбежного.

Кто не хочет умирать, тот не хотел жить. Ибо жизнь дана нам под условием смерти и сама есть лишь путь к ней.

Мы боимся не смерти, а мыслей о смерти – ведь от самой смерти мы всегда в двух шагах.

Стыдно человеку, который одолел самые высокие вершины, обременять богов. Что нужды в молитвах? Сделай сам себя счастливым!

Из тесного угла можно вознестись к небу – только воспрянь.

Жизнь наша коротка, и сами мы еще больше сокращаем ее своим непостоянством, каждый раз начиная жить наново. Мы дробим ее на мелкие части и рвем в клочки.

Где что-нибудь выдается и бросается в глаза, там не все ровно. (…) [У] величайших людей (…) каждая черта в произведении так сплетена с другою, что невозможно что-либо изъять, не разрушив целого.

Не та красива, у которой хвалят руку или ногу, а та, у кого весь облик не позволит восхищаться отдельными чертами.

Одно дело помнить, другое знать! (…) Знать – это значит делать и по-своему, (…) не оглядываясь всякий раз на учителя. (…) Не становись второю книгой!

Идущий следом за другим ничего не найдет, потому что не ищет.

Истина открыта для всех, ею никто не завладел.

Говорят, что начало – это уже полдела; то же относится и к нашей душе: желание стать добродетельными – полпути к добродетели.

Дружба приносит только пользу, а любовь иногда и вред.

Ни младенцы, ни дети, ни повредившиеся в уме смерти не боятся – и позор тем, кому разум не дает такой же безмятежности, какую дарует глупость.

В пространных рассуждениях, написанных заранее и прочитанных при народе, шуму много, а доверительности нет. Философия – это добрый совет, а давать советы во всеуслышанье никто не станет.

Великая душа пренебрегает великим и предпочитает умеренное чрезмерному.

Нет несчастнее зашедших так далеко, что прежде излишнее становится для них необходимым.

Нет лекарства для того, у кого пороки стали нравами.

В речах перед народом нет ни слова истины: их цель – взбудоражить толпу, мгновенно увлечь неискушенный слух, они уносятся, не давая над собою подумать.

Пусть оратор (…) говорит не быстрей и не больше, чем могут выдержать уши.

Многим не хватает только благосклонности судьбы, чтобы сравняться жестокостью, и честолюбием, и жаждой роскоши с самыми худшими. Дай им силы на все, чего они хотят, и ты узнаешь, что хочется им того же.

Мы считаем купленным лишь приобретенное за деньги, а на что тратим самих себя, то зовем даровым (…) Всякий ценит самого себя дешевле всего.

Кто сохранил себя, тот ничего не потерял, но многим ли удается сохранить себя?

Мы живем так, что внезапно увидеть нас – значит поймать с поличным.

Все, если взглянуть на изначальное происхождение, ведут род от богов.

За всеми нами одинаковое число поколений, происхожденье всякого лежит за пределами памяти.

Нет царя, что не произошел бы от раба, и нет раба не царского рода. (Со ссылкой на Платона).

Одной молитвой опровергаем другую. Желания у нас в разладе с желаниями.

Жизнь любого занята завтрашним днем. (…) Люди не живут, а собираются жить.

Мы лжем и без причин, по одной привычке.

Обходись со стоящими ниже так, как ты хотел бы, чтобы с тобою обходились стоящие выше.

Нет рабства позорнее добровольного.

Любовь не уживается со страхом.

Цари забывают, как сильны они сами и как слабы другие, и чуть что – распаляются гневом, словно от обиды. (…) Для того и нужна им обида, чтобы кому-нибудь повредить.

Разве что-нибудь было не «совсем недавно»? Совсем недавно я был мальчиком и сидел у философа Сотиона, совсем недавно начал вести дела в суде, совсем недавно потерял к этому охоту, а там и силы. Безмерна скоротечность времени, и ясней всего это видно, когда оглядываешься назад. Взгляд, прикованный к настоящему, время обманывает, ускользая при своей быстроте легко и плавно. (…) Минувшее пребывает в одном месте, равно обозримое, единое и недвижное, и все падает в его глубину.

Что ты веселишься, если тебя хвалят люди, которых сам ты не можешь похвалить?

Ты заблуждаешься, полагая, что только в морском плавании жизнь отделена от смерти тонкою преградой: повсюду грань между ними столь же ничтожна. Не везде смерть видна так близко, но везде она стоит так же близко

Рассказывать сны – дело бодрствующего; признать свои пороки – признак выздоровления.

Мы думаем, будто смерть будет впереди, а она будет, и была. То, что было до нас, – та же смерть.

Изнеженность обрекла нас на бессилие, мы не можем делать то, чего долго не хотели делать.

Постоянство и упорство в своем намерении – вещи такие замечательные, что и упорная лень внушает уважение.

Взгляни на него: (…) он ворочается с боку на бок, стараясь (…) поймать хоть легкую дрему, и, ничего не слыша, жалуется, будто слышит. Какая тут, по-твоему, причина? Шум у него в душе: ее нужно утихомирить, в ней надо унять распрю; нельзя считать ее спокойной только потому, что тело лежит неподвижно.

У каждого потемнеет в глазах, если он, стоя у края бездны, взглянет в ее глубину. Это – не страх, а естественное чувство, неподвластное разуму. Так храбрецы, готовые пролить свою кровь, не могут смотреть на чужую, так некоторые падают без чувств, если взглянут на свежую или старую, загноившуюся рану либо прикоснутся к ней, а другие легче вынесут удар меча, чем его вид.

Никто не остается в старости тем же, чем был в юности, завтра никто не будет тем, кем был вчера. Наши тела уносятся наподобие рек. (…) Я сам изменяюсь, пока рассуждаю об изменении всех вещей. Об этом и говорит Гераклит: «Мы входим, и не входим дважды в один и тот же поток». Имя потока остается, а вода уже утекла.

[В мире] пребывает все, что было прежде, но иначе, чем прежде: порядок вещей меняется.

Что такое конец жизни – ее отстой или нечто самое чистое и прозрачное (…). Ведь дело в том, что продлевать – жизнь или смерть.

Многих красота какого-нибудь полюбившегося слова уводит к тому, о чем они писать не собирались.

Лесть всех делает дураками, каждого в свою меру.

[Истинная радость], не будучи чужим подарком, (…) не подвластна и чужому произволу. Что не дано фортуной, того ей не отнять.

Я стараюсь, чтобы каждый день был подобием целой жизни.

Несчастен не тот, кто делает по приказу, а тот, кто делает против воли.

Кратчайший путь к богатству – через презрение к богатству.

Мы ищем в слезах доказательство нашей тоски и не подчиняемся скорби, а выставляем ее напоказ. (…) И в скорби есть доля тщеславия!

Для меня думать об умерших друзьях отрадно и сладко. Когда они были со мной, я знал, что я их утрачу, когда я их утратил, я знаю, что они были со мной.

Перестань дурно истолковывать милость фортуны. То, что ею отнято, она прежде дала!

Кто не мог любить больше, чем одного, тот и одного не слишком любил.

Ты схоронил, кого любил; ищи, кого полюбить! (…) Предки установили для женщин один год скорби – не затем, чтобы они скорбели так долго, но чтобы не скорбели дольше.

[Об умерших:] Те, кого мним мы исчезнувшими, только ушли вперед.

Сочинения иных ничем не блещут, кроме имени.

Что такое смерть? Либо конец, либо переселенье. Я не боюсь перестать быть – ведь это все равно что не быть совсем; я не боюсь переселяться – ведь нигде не буду я в такой тесноте.

Что можно добавить к совершенному? Ничего; а если можно, значит, не было и совершенства.

Способность расти есть признак несовершенства.

Одиссей спешил к камням своей Итаки не меньше, чем Агамемнон – к гордым стенам Микен, – ведь любят родину не за то, что она велика, а за то, что она родина.

Если что перед глазами, оно не ценится; открытую дверь взломщик минует. Таков же обычай (…) У всех невежд: каждый хочет ворваться туда, где заперто.

Как распрямляется сжатое силой, так возвращается к своему началу все, что не движется непрерывно вперед.

Не так радостно видеть многих у себя за спиной, как горько глядеть хоть на одного, бегущего впереди.

Боги не привередливы и не завистливы; они пускают к себе и протягивают руку поднимающимся. Ты удивляешься, что человек идет к богам? Но и бог приходит к людям и даже – чего уж больше? – входит в людей.

Мы сетуем, что все достается нам и не всегда, и помалу, и не наверняка, и ненадолго. Поэтому ни жить, ни умирать мы не хотим: жизнь нам ненавистна, смерть страшна.

Немногим удается мягко сложить с плеч бремя счастья; большинство падает вместе с тем, что их вознесло, и гибнет под обломками рухнувших опор.

Пусть будет нашей высшей целью одно, говорить, как чувствуем, и жить, как говорим.

Век живи – век учись тому, как следует жить.

Почему он кажется великим? Ты меришь его вместе с подставкой.

Мы слышим иногда от невежд такие слова: «Знал ли я, что меня ждет такое?» – Мудрец знает, что его ждет все; что бы ни случилось, он говорит: «Я знал».

Разве не счел бы ты глупцом из глупцов человека, слезно жалующегося на то, что он еще не жил тысячу лет назад? Не менее глуп и жалующийся на то, что через тысячу лет он не будет жить.

Сатия (…) приказала написать на своем памятнике, что прожила девяносто девять лет. Ты видишь, старуха хвастается долгой старостью; а проживи она полных сто лет, кто мог бы ее вытерпеть?

Жизнь – как пьеса: не то важно, длинна ли она, а то, хорошо ли сыграна.

Самое жалкое – это потерять мужество умереть и не иметь мужества жить.

Умрешь ты не потому, что хвораешь, а потому, что живешь.

Каждый несчастен настолько, насколько полагает себя несчастным.

Кто из нас не преувеличивает своих страданий и не обманывает самого себя?

Болезнь можно одолеть или хотя бы вынести. (…) Не только с оружьем и в строю можно доказать, что дух бодр и не укрощен крайними опасностями; и под одеялом [больного] видно, что человек мужествен.

Слава – тень добродетели.

Чтобы найти благодарного, стоит попытать счастье и с неблагодарными. Не может быть у благодетеля столь верная рука, чтобы он никогда не промахивался.

Мы ничего не ценим выше благодеянья, покуда его домогаемся, и ниже – когда получим.

Нет ненависти пагубнее той, что рождена стыдом за неотплаченное благодеянье.

Из книги Афоризмы автора Ермишин Олег

Лукан Марк Анней (39-65 гг.) поэт Преуспевающий человек никогда не должен думать, что его любят за его собственные качества.Если осталось еще что-нибудь доделать, считай, что ничто не сделано.Во время войны законы молчат.Все преходящее подвержено случайностям.Пожертвовать

Из книги 100 великих мыслителей автора Мусский Игорь Анатольевич

Луций Анней Сенека (младший) (ок. 4 гг. до н.э. – ок. 65 гг. н.э.) сын Сенеки Старшего, писатель, философ-стоик, воспитатель и советник Нерона Смысл благодеяний прост: их только дарят; если что возвращается, то уже прибыль, не возвращается – нет убытка. Благодеяние оказано для

Из книги Все шедевры мировой литературы в кратком изложении автора Новиков В И

Луций Анней Сенека (старший) (ок. 55 до н.э. – 40 гг. н.э.) ритор, историк, отец Сенеки Младшего родился в Кордубе (Испания) Бесчеловечно не протянуть руку помощи падающему.Любовь легче умертвить, чем умерить.Друзья попросили Овидия исключить из его книги три стиха, на

Из книги Зарубежная литература древних эпох, средневековья и Возрождения автора Новиков Владимир Иванович

Флор Луций Анней (II в. н.э.) историк Всегда надеяться, никогда не отчаиваться – таково свойство человека большой души.Муж праведный и мудрый сочтет истинной только ту победу, которая достигнута с соблюдением безупречной честности и незапятнанного

Из книги 10000 афоризмов великих мудрецов автора Автор неизвестен

Катон Младший (Марк Порций Катон (младший)) (95-46 до н.э.) государственный деятель, противник Цезаря Время (…) истощает силу всякой тирании.Цезарь один из всех берется за государственный переворот трезвым.Некоторые предлагали верховный надзор за выборами поручить

Из книги Новейший философский словарь автора Грицанов Александр Алексеевич

Луций Кассий (Луций Кассий Лонгин Равилла) консул 127 г. до н.э. Знаменитый Луций Кассий, которого римский народ считал справедливейшим и мудрейшим судьей, обычно спрашивал во время суда: «Кому

Из книги Катастрофы сознания [Самоубийства религиозные, ритуальные, бытовые, способы самоубийств] автора Ревяко Татьяна Ивановна

Из книги Большой словарь цитат и крылатых выражений автора Душенко Константин Васильевич

Луций Анней Сенека (Lucius Annaeus Seneca) [ок. 4 до н. э. - 65 н. э.] Фиест (Thyestes) Трагедия (40-50-е?)Герои этой трагедии - два царя-злодея из города Аргоса, Атрей и Фиест. Сыном этого Атрея был знаменитый вождь греков в Троянской войне Агамемнон - тот, которого убила его жена

Из книги автора

Луций Анней Сенека (lucius annaeus seneca) (ок. 4 до н. э. - 65 н. э.) Фиест (Thyestes) - Трагедия (40-50-е?) Герои этой трагедии - два царя-злодея из города Аргоса, Атрей и Фиест. Сыном этого Атрея был знаменитый вождь греков в Троян­ской войне Агамемнон - тот, которого убила его жена

Из книги автора

Луций Анней Сенека (Младший) Ок. 4 г. до н. э. - 65 г. н. э. Древнеримский философ-стоик, государственный деятель. Воспитатель Нерона. Бедствие дает повод к мужеству.Без борьбы и доблесть увядает.Без товарища никакое счастье не радует.Безграмотность доверчива и

Из книги автора

СЕНЕКА Луций Анней (Lucius Annaeus Seneka) (ок. 4-65) - древнеримский философ, поэт и государственный деятель, представитель стоического платонизма; талантливейший оратор своего времени. С. учился в Риме грамматике, риторике, философии, посещал лекции пифагорейцев Сотиона и Сек-стия,

Из книги автора

Сенека Люций Анней Люций Анней Сенека, известный философ стоической школы и воспитатель Нерона, родился в 3 году до Р. X. в Кордубе (теперь Кордова), в Испании. Отец Сенеки (а, может быть, уже и дед его) был римским всадником. Тем не менее, по происхождению, в ряду потомков

Из книги автора

СЕНЕКА МЛАДШИЙ (Луций Анней Сенека) (Lucius Annaeus Seneca (minor), ок. 4 до н. э. – ок. 65 н. э.), римский государственный деятель, писатель, философстоик 144 Он найдет путь – или проложит. // Inveniet viam, / Aut faciet. «Геркулес в безумье» («Геркулес безумствующий»), трагедия, стихи 276–277 ? Seneca’s Hercules

Из книги автора

Луций Анней СЕНЕКА (СТАРШИЙ) (Lucius Annaeus Seneca (maior), ок. 55 до н. э. – 40 н. э.), римский ритор, историк 175 Бесчеловечно не протянуть руку помощи падающему. «Контроверсии» («Споры»), I, 1, 14 ? Harbottle, с. 107 ? «Падающего подтолкни!»

Знаменитые мудрецы Пернатьев Юрий Сергеевич

Луций Анней Сенека (ок. 4 г. до н. э. – 65 г. н. э.)

Луций Анней Сенека

(ок. 4 г. до н. э. – 65 г. н. э.)

Римский философ, политик, писатель. Основные сочинения: десять научно-этических трактатов; восемь книг «Естественнонаучных вопросов»; «Нравственные письма к Луцилию».

Луция Аннея Сенеку человечество цитирует вот уже почти две тысячи лет. Охотно пользуются его сентенциями философы, писатели, политики, а историки неизменно останавливаются на драматических поворотах его жизни, особенно при дворе императора Нерона. В этих рассказах вырисовывается фигура, можно сказать, эпическая, достойная трагедий Софокла и Еврипида.

Чем объяснить устойчивый интерес к Сенеке, который не был ни великим политиком, ни драматургическим гением, ни выдающимся философом, создавшим оригинальное учение? Ответ на этот вопрос лежит прежде всего в нравственных устоях его личности. Они формировались на протяжении всей его бурной жизни, затрагивая самую суть таких понятий, как добро и зло, жизнь и смерть, богатство и бедность. Но в итоге вели к одному-единственному вопросу, правда, не менее основополагающему: в чем смысл человеческой жизни. Предполагал ли Сенека, что его собственный путь будет таким крутым и извилистым? Вероятнее всего, да, иначе бы он не решал столь мучительные вопросы, прилагая их, в том числе, и к собственной судьбе. И хотя в полном соответствии с семейной традицией Сенека выбрал политическое поприще, по-настоящему его влекла спокойная и мирная жизнь, всецело посвященная философии. Эти, казалось бы, совершенно противоположные сферы деятельности обусловлены как воспитанием Сенеки, так и внешними обстоятельствами, в которые философ был вовлечен чаще всего помимо своей воли.

Семья Сенеки происходила из испанского города Кордовы, где отец будущего философа Луций Анней Сенека Старший был римским всадником. Он твердо верил в справедливость богов и величие Рима, а помимо того, слыл человеком образованным и не чуждым философии. В молодости Сенека Старший увлекался риторикой и был слушателем выдающихся ораторов своего времени. Мечтая о политической карьере для сыновей, он перебрался в Рим, когда Луций Анней был еще ребенком.

Философией Сенека увлекся еще в ранней юности. Под влиянием стоиков и пифагорейцев он неукоснительно следовал суровым обычаям воздержания, которые, кстати, соблюдал до самой кончины. Правда, первые шаги в политической деятельности были прерваны неожиданной болезнью Сенеки Младшего, которая чуть не довела его до самоубийства. Позже об этом трагическом эпизоде жизни сам Сенека писал: «Часто меня тянуло покончить с собою, – но удержала мысль о старости отца, очень меня любившего. Я думал не о том, как мужественно смогу я умереть, но о том, что он не сможет мужественно переносить тоску. Поэтому я и приказал себе жить: ведь иногда и остаться жить – дело мужества».

Луцию Аннею хватило мужества не только для преодоления болезни, но и на то, чтобы завоевать свое место на политическом олимпе. Древнеримский писатель и биограф Светоний отмечал, что «расцвет славы» Сенеки наступил при императоре Калигуле. Словно наверстывая упущенное, молодой политик и оратор за короткий срок был удостоен первой государственной должности и вошел в сенат. Там одна из его блестящих речей вызвала такую зависть Калигулы, что Сенека чуть было не лишился жизни по распоряжению именитого соперника в ораторском искусстве. Спасло философа только заступничество некоей императорской наложницы, которая уверила Калигулу, что Сенека слаб здоровьем и, скорее всего, сам вот-вот умрет от чахотки.

Следующий раскат грома не заставил себя долго ждать. Сенека был обвинен в прелюбодеянии с племянницей одной знатной особы, и сенаторы тут же поспешили потребовать смерти для слишком выделяющегося сотоварища. Теперь уже император Клавдий просил сенат заменить казнь ссылкой. Местом изгнания Сенеки стала Корсика. Поначалу опальный политик впал в отчаяние, он даже попытался ходатайствовать о помиловании в своем трактате «Утешение к Полибию», однако позже изгнанник укрепился духом и вновь занялся научными изысканиями, увлеченный наблюдениями за небесными телами.

Удаление из Рима, созерцание космических явлений заставили Сенеку по-иному оценить пребывание в мире. Как и в годы молодости, перед ним снова встал вопрос о важности философского осмысления жизни, перед которым меркнет так называемое величие государственного служения. Об этом Луций Анней размышлял в трактате «О краткости жизни», в котором указывал, что «без спешки исполнять истинный долг можно лишь тем, кто захочет каждый день быть в теснейшей близости к Зенону, к Пифагору, к Демокриту и другим зачинателям благих наук».

Корсиканская ссылка на некоторое время отдалила Сенеку от государственных дел. Как никогда ранее он ощутил себя философом и космополитом, то есть гражданином мира. И чувство это было настолько сильным, что он даже собирался ехать в Афины, чтобы продолжить там философские занятия. Однако этим намерениям не дано было осуществиться.

В 48 г. после убийства Валерии Мессалины, жены Клавдия, новой женой императора стала Агриппина, мать будущего императора Нерона, усыновленного Клавдием. Агриппина отнеслась к Сенеке более чем благосклонно. И не только возвратила его из ссылки, но и предложила философу стать наставником ее сына. Сенека предложение принял, хотя и понимал, что идет на компромисс со своей совестью. Не трудно было предположить, что дворцовые интриги, нередко заканчивающиеся кровопролитием, продолжатся и впредь. А это означало, что наставник втягивался в сеть заговоров, предательств и преступлений. Так или иначе, жизнь Сенеки становилась двойственной и теперь уже окончательно расходилась с ранее намеченными планами. Правда, он полагал, что если у власти окажется мудрец, то он и будет тем справедливым царем, который станет идеалом для государства.

Надежды эти, однако, не сбылись. Нерон оказался не только властолюбивой, но и преступной личностью. Сенека вынужден был в той или иной мере поступаться своими принципами, и эти уступки все дальше уводили его от нравственных норм, составлявших суть философского учения. После убийства Нероном своей матери Агриппины положение Сенеки при императорском дворе стало невыносимым. Он ходатайствовал об отставке и просил Нерона принять назад все полученные им богатства. Нерон отставки не принял и богатства обратно взять не пожелал. Но Сенека уже утвердился в столь мучительном для себя решении – окончательно удалиться от государственных дел. Увы, это не обезопасило его от Нерона. Да и сам император вскоре понял, что его учитель – серьезная преграда на пути к абсолютной власти. Подозрительный диктатор легко поверил клевете и доносу об участии Сенеки в заговоре против него и приказал своему наставнику умереть. Философ мужественно принял смерть, вскрыв себе вены. По завещанию Сенеки его труп сожгли без погребальных обрядов.

Жена Сенеки Паулина, преданно и страстно любившая мужа, пожелала вместе с ним уйти из жизни и тоже вскрыла себе вены. Однако Нерон, не питая личной ненависти к Паулине и не желая усиливать вызванное его жестокостью всеобщее возмущение, приказал не допустить ее смерти. Рабы остановили кровотечение, перевязав ей руки. Паулина долго болела от потери крови и пережила мужа лишь на несколько лет.

Не сумев в жизни примирить нравственность и власть, Сенека нашел выход из этого положения в своих сочинениях. Тем самым он снял для себя противоречия реальной жизни, уготованные «всевидящей судьбой». Творческое наследие Луция Аннея Сенеки весьма значительно. Его перу принадлежат философские сочинения, художественные и естественнонаучные сочинения, многие из которых, правда, утрачены. Сенека создал несколько философских трактатов, девять трагедий, одну историческую драму, девять философско-этических диалогов, восемь книг «Естественно-научных вопросов» и знаменитые «Нравственные письма к Луцилию».

Унаследовав от стоических и староримских традиций убежденность в существовании высших моральных норм, он сумел сохранить их до конца жизни. Это важно понять потому, что главные нравственные ценности в Римском государстве замыкались на гражданской общине. Нормы римской морали диктовали приоритет долга, мужества, доблести, стремления к благу государства. Но Сенека как римский гражданин шире трактовал проблемы личности и государства. Он писал: «Надо добиваться, прежде всего, чтобы мы не шли, как овцы, вслед за вожаком стада, направляясь не куда следует идти, а куда идется. Наилучшей мы считаем жизнь по разуму, а не по чужому подобию».

Сенека делал упор на долге человека перед собой и людьми. Исполнять этот долг учит пример основателей стоической философии, которые «выносили законы для всего рода человеческого, а не для одного государства. Выполняя эти законы, человек не запирается в стенах одного города, но выходит на простор мира, который становится ему отчизной». В этих рассуждениях нетрудно увидеть космополитические идеи, характерные для ранних стоиков. Важно, однако, учесть то, что их проповедует римский гражданин, который предпочитает служить не гражданской общине, превратившейся в толпу рабов для тирана, а вселенскому «сообществу богов и людей».

Эта позиция четко обозначилась в итоговой книге Сенеки «Нравственные письма к Луцилию». Всего писем 124 и собраны они в один солидный том. В них абсолютно все подчинено этике. Даже научные изыскания о природе, которыми Сенека занимался весьма основательно, включены в трактат с единственной целью, направленной на прояснение нравственных проблем.

Кому же адресовал свои философские письма Сенека? Формально – прокуратору Сицилии и своему другу, любителю изящной словесности Луцилию. Но фактически письма являются как бы посланиями самому себе, неким нравственным завещанием, продиктованным голосом разума. Обращение «ты» становится авторским «я», воплощающим свод стоической морали. В самом общем виде «Письма к Луцилию» явились программой нравственного самоусовершенствования. Эту программу предназначал Сенека и для самого себя, и для Луцилия, а в его лице и всему сообществу людей.

«Письма к Луцилию» начинаются с того, что Сенека советует другу освободить время для совершенствования души, обратившись к лучшему, что есть в ней самой. И неважно при этом, сидит ли человек в своем доме, или странствует, – он всегда наедине с собой. Важно, какие мы есть, а не то, где мы пребываем. И поэтому «ни к одному месту мы не должны привязываться душой, но должны жить с убеждением: не для одного уголка я рожден, весь мир для меня отчизна».

Сенековский «человек добра» никогда не ищет себе оправданий, лечит себя мудростью и пренебрегает похвалой. Вообще же, награда за добродетельный поступок – в самом поступке. Для достижения добродетели надо не ограничивать страсти, как советовали последователи Аристотеля (перипатетики), а совершенно их искоренять.

Однако, как считал Сенека, одного желания добра мало, необходимы еще и воля, воспитание чувств, пробуждение совести. На фоне прагматичной психологии древних стоиков, признававших только разумное начало, доводы Сенеки меняли весь стиль философствования: «Будем жить так, чтобы недавно бывшее словом стало делом. Когда несет волна, нужно держать руль, бороться с самим морем, вырывать у ветра паруса. Нужно не разговаривать, а править».

Сенека очень точно уловил момент воли, ответственного выбора поведения; свобода выбора у него расширяла свои границы в отличие от стоического фатализма с учением о роке как неизбежной и непреодолимой силе. Он предлагал соизмерить выводы собственного разума с волей созидающего Логоса, или божества, которая может быть только благой, ибо бог – величайший благодетель, он заботится о людях и наставляет на путь истинный.

В связи с этим возникал и вопрос о страданиях человека. Зачем они ему даны? Сенека отвечал: «Бог посылает страдания с тем, чтобы закалить человека добра в испытаниях. Бог подобен любящему отцу, а не ласковой матери. Ты велик, человек? А откуда мне это знать, если судьба не дает тебе случая показать добродетель?»

Как часть божественной воли человек добра должен воспринимать и смерть. В этом лучшее лекарство против страха смерти: «Нет никакой разницы, смерть к нам придет, или мы к ней. Внуши себе, что лжет общий голос невежд, утверждающих, будто «самое лучшее – умереть своей смертью». Чужой смертью никто не умирает. И подумай еще вот о чем: никто не умирает не в свой срок. Своего времени ты не потеряешь: ведь то, что ты оставляешь после себя, то уже не твое».

По-своему подошел Сенека и к проблеме самоубийства. Он утверждал, что нельзя уходить из жизни под влиянием страсти. Разум и нравственное чувство сами подскажут, когда самоубийство является наилучшим выходом. Вместе с тем, если не останется возможности исполнять свой долг человека, самоубийство, согласно Сенеке, не только допустимо, но и оправданно. Принуждение, неизбежность казни, рабство – вот те явления, которые делают смерть обязанностью мудреца.

Потерпев неудачу в государственной деятельности, разочаровавшись в нравственных критериях римского общества, Сенека тем не менее не замкнулся в высокомерно-бесстрастной мудрости. Из идеалов древней Стои ему, римлянину, ближе всего оказался идеал человеческой общности, пусть и в фантастическом образе «вселенского града». Дух объединит людей, считал Сенека, и этим он прокладывал путь к христианству. Напоминая об истинных ценностях Стои и древней мудрости в целом, мыслитель словно предвидел нравственные искания всех будущих поколений: «Я преклоняюсь перед всем, что создала мудрость. Мне отрадно видеть в ней наследие многих, накопленное и добытое их трудом для меня. Но будем и мы поступать, как честные отцы семейства: умножим полученное, чтобы это наследие обогащенным перешло от нас к потомкам. Много дела есть и теперь, и останется всегда, и даже тот, кто родится через сто тысяч лет, не лишен будет возможности что-нибудь прибавить к завещанному».

Данный текст является ознакомительным фрагментом. Из книги 100 великих казней автора Авадяева Елена Николаевна

Из книги Галерея римских императоров. Принципат автора Кравчук Александр

ЛУЦИЙ ВЕР Lucius Ceionius Commodus 15 декабря 130 г. - нач. февраля 169 г. С 25 февраля 138 г. именовался Lucius Aelius Aurelius Commodus. Правил под именем Imperator Caezar Lucius Aurelius Verus Augustus с 7 марта 161 г. до нач. февраля 169 г. Причислен к сонму богов После кончины Антонина Пия власть перешла к двум его приемным

автора Штоль Генрих Вильгельм

30. Луций Корнелий Сулла Л. Корнелий Сулла, противник Мария, родившийся в 138 г. до Р.Х., происходил из старинного аристократического рода, но пришедшего в упадок. Молодым человеком жил он на квартире и платил только немного дороже, чем некий отпущенный, живший в том же доме.

Из книги История Древнего Рима в биографиях автора Штоль Генрих Вильгельм

32. Луций Лициний Лукулл Подобно тому как Серторий у марианцев, так Л. Лукулл на стороне Сулловой партии был самым выдающимся по таланту полководцем; но счастье не благоприятствовало ему в такой степени, как сопернику его Помпею, который был несколько моложе его. Он

Из книги 100 великих героев автора Шишов Алексей Васильевич

АВРЕЛИАН ЛУЦИЙ ДОМИЦИЙ (214-275) Полководец и император Древнего Рима (270-275). Для древнеримской истории вышедший в ней на первые роли Аврелиан Луций Домиций был необычной фигурой. Этот человек родился в Иллирии, приморской области на территории современной республики

Из книги Римская история в лицах автора Остерман Лев Абрамович

Интерлюдия третья Сенека «Нравственные письма к Луцилию» В длинной череде выдающихся деятелей Римской истории Анней Сенека по праву занимает свое место рядом со знаменитыми государственными деятелями, полководцами и императорами. Биографическую канву его жизни мы

Из книги Август. Первый император Рима автора Бейкер Джордж

Перузийская кампания. Луций совершает маневр. Луций в Перузии. Перузия сдается. Голод Последовавшая за этим кампания была спланирована сильным и острым умом, который лишь теперь выходит на арену борьбы, – Марком Випсанием Агриппой. Он обладал и умением, и твердостью,

Из книги Битвы цивилизаций автора Голубев Сергей Александрович

ЦЕЗАРИ И ФИЛОСОФЫ. СЕНЕКА И НЕРОН Хотя Рим не был символом гражданского порядка, мира и благополучия для всех, были у Рима и моменты величия, и достижения. «Строгое» право (jus strictum) римлян под воздействием права иных народов трансформируется. Рим учился властвовать, по

Из книги Императорский Рим в лицах автора Федорова Елена В

Луций Вер Луций Цейоний Коммод Вер, вошедший в историю под именем Луция Вера, был сыном Элия Вера, усыновленного Адрианом. Луций Вер был усыновлен Антонином Пием и стал называться Луций Элий Аврелий Коммод Вер, как император он именовался Цезарь Луций Аврелий Вер. Он был

Из книги Стратегии счастливых пар автора Бадрак Валентин Владимирович

Сенека Младший и Паулина Помпея Удалиться от шумного света и создать вокруг себя, в себе – железное кольцо покоя. Сенека Я указал тебе на то, что могло бы примерить тебя с жизнью, но ты предпочитаешь благородную смерть; не стану завидовать возвышенности твоего деяния.

Из книги Нерон автора Сизек Эжен

Мудрый учитель Сенека Наш список, конечно, не полон. Нерон уничтожал всех, кто ему угрожал или в ком он только чувствовал угрозу. Весьма чувствительный к любым высказываниям в адрес его собственных произведений, он старался строго не наказывать мыслителей. Он считал своей

Из книги Нерон автора Сизек Эжен

Сенека и школа политики Голос Сенеки не был гласом вопиющего в пустыне. Считается, что, начиная с 49 года, он был, несомненно, самым значительным рупором класса сенаторов, всадников и богатых провинциалов, благосклонно относящихся к укреплению абсолютизма. Но

Из книги Нерон автора Сизек Эжен

Сенека: между молотом и наковальней Еще перед началом дебатов о налоговой реформе и в связи с тем, что он хотел оказать давление на курию, император изгнал Суилия, одного из самых значительных сенаторов - сторонников Клавдия и Агриппины, противников упразднения непрямых

Из книги Древние германцы автора Коллектив авторов

Люций Анней Флор Люций Анней Флор (Lucius Annaeus Floras) написал во времена императора Адриана (между 117 и 138 годами) краткий очерк римской истории от основания города до времен Августа, составленный путем сокращенного изложения трудов предшествующих историков и главным образом